[Bright Lights, Big City]; Bangtan (BTS)

[viscumalbum]

Автор:  Вёрджил Ференце
Название: Bright Lights, Big City
Фэндом: BTS
Персонажи: Джин/Чонгук (основа), Джин/Тэхён (Ви), Джин/Чимин - проходные. Остальные упоминаниями
Рейтинг: R
Жанр: повседневность, ангст, романтика
Размер: пролог + 10 глав, 27 652 слова
Статус: закончен
Предупреждение: ООС, наркотики, ненормативная лексика
Дисклаймер: выгоды не извлекаю, бла-бла-бла
Размещение: спросите - вам ответят. Не факт, что положительно
Саммари: У большого города свои правила. Каждый играет с ним по-разному, кому-то везёт больше, кому-то меньше. Широко открытыми глазами смотри на всё, что происходит вокруг, даже если от яркого света городских огней будет больно. Наблюдай, запоминай, учись

Оглавление:
Пролог

Глава 1. Right under the sky

Чонгук бывал в Сеуле всего один раз в жизни. Ещё в средней школе они ездили с классом на экскурсию, тоже на поезде, много-много человек. Шумно, весело, с шутками и песнями – так они ехали, и Чонгук даже не заметил, как прошло время в пути. А теперь вот он совсем один, обнимает свой рюкзак и почти посадил телефон, слушая музыку.
Чонгук был спокоен, пока не увидел за окном запомнившийся с прошлого раза пригородный пейзаж. Волнение поднимается в нём с каждой минутой всё сильнее. Он устал сидеть, у него затекли ноги и задница уже абсолютно квадратная, несмотря на то, что сидения удобные и мягкие. Но желание поскорее оказаться на «твёрдой земле» и поразмяться улетучивается всё быстрее по мере того, как замедляет своё движение поезд.
«Через несколько минут поезд прибывает на станцию Сеульский вокзал».
Чонгук непроизвольно сжимает рюкзак в пальцах – ткань слишком жёсткая и от этого немного больно, но он не замечает, потому что сердце колотится, как сумасшедшее. Чонгуку кажется, что он его вот-вот выплюнет. Он прислоняется лбом к стеклу, чтобы прохлада хоть немного привела его в чувство. Интересно, в Сеуле – холодно?
Нашёл из-за чего волноваться… Родители облазили все сайты, чтобы проверить погоду, и снарядили его как следует – Чонгук утыкается носом в связанный мамой шарф.
Поезд останавливается, и вместе с ним останавливается сердце Чонгука. Неужели всё, неужели уже пора?.. Люди неторопливо тянутся к выходу, Чонгук поднимается, словно во сне, застёгивает куртку (не с первого раза), закидывает рюкзак на плечи. Он едва не оставляет сумку на багажной полке – женщина, всю дорогу сидевшая напротив него, осторожно касается его плеча и указывает наверх.
- О… О, спасибо, - спохватывается Чонгук и скорее спешит забрать вторую часть своего багажа.
По окнам старается не смотреть. Не выглядывать в толпе человека, которого боится просто не узнать. Боится показаться слишком нервным, всё прячется побледневшим лицом в шарф и сильнее надвигает на лоб шапку. Она такая, с бомбошкой, почему-то именно сейчас кажется слишком смешной и неуместной. По пути к выходу из вагона Чонгук стягивает её с головы вовсе.
Сеул встречает холодом в лицо и ярким дневным светом по глазам – за стеклом всё казалось намного проще и тусклее. Чонгук вдыхает полной грудью и понимает, что не может дышать совсем – ни когда спешно выпрыгивает на платформу, ни когда обводит взглядом пёструю толпу встречающих.
Середина февраля, холодно, ветрено. Переменная облачность без осадков. Цветные куртки, яркие шапки и шарфы – Чонгук видит много порой откровенно не сочетаемых цветов и пытается представить, какое буйство красок творится здесь летом. Хочется улыбнуться, но не можется.
Он осматривается повнимательнее среди тех, кто стоит ближе к вагону и растеряно хлопает глазами. Не может быть, чтобы он действительно не узнал, или его не узнали, или хён не пришёл его встречать, он же обещал. В его голове проносятся миллионы мыслей, рука машинально ныряет в карман за работающим на последнем издыхании телефоном – нужно написать или позвонить, выяснить, всё ли в силе…
Чонгуку откровенно страшно в эти несколько дурацких мгновений, пока взгляд не цепляется за стоящего чуть в отдалении человека в слишком лёгкой на вид куртке. Вот он приподнимает солнечные очки (зимой, прости Господи), вот он улыбается – и у Чонгука целая гора падает с плеч, нет, целая горная система.
«Сокджин, мать твою, хён!» - хочется закричать ему и броситься со всех ног навстречу, но вместо этого он просто стоит, хлопает глазами и улыбается как дурак. Хён приехал, всё правда, всё хорошо. Он не один здесь, в этом незнакомом месте.
Люди постепенно расходятся, огибая замершего в каком-то глупом, почти восторженном ступоре Чонгука, а он всё стоит и смотрит. Хён крутой, очень стильный и восхитительно расслабленный, с этакой интригующей ленцой в образе. Фотографии и видео-конференции в скайпе – это совсем не то, Чонгук теперь понимает, как был не прав, когда доказывал Хосоку, что всё не так или не совсем так.
- Хэй, - хён подходит к нему сам, когда на платформе не остаётся почти никого. Он немного выше, немного старше – ему двадцать три, а Чонгуку осенью будет семнадцать. Хён должен оканчивать университет, а Чонгуку ещё год учиться в школе. Теперь – в сеульской, и до этого он никогда не жил один и всего несколько раз уезжал из дома. – Ты чего без шапки, дурной что ли, зима же.
«А сам-то», - хочется хмыкнуть Чонгуку, но Сокджин аккуратно вытягивает шапку из его пальцев и водружает на законное место, поправляет ему чёлку, смотрит и улыбается. Его улыбка творит какие-то чудеса, потому что уже почти не страшно, уже смех теплится где-то внутри… Чонгук бросает сумку на землю и крепко его обнимает – порывисто и от души.
- Привет, - Сокджин смеётся, треплет бомбошку и не знает, куда деть руки, потому что на спине Чонгука висит объёмный, увесистый рюкзак. – Привет, малыш.
- Ты бы ещё в футболке пришёл, - ворчит Чонгук беззлобно, у него щёки болят от того, как широко он улыбается. А ещё он совсем не замечает, как крепко сжимает объятия, утыкаясь носом в его плечо – наверное, Сокджину некомфортно, но он никак не комментирует.
- Я же на машине, чего в пуховик рядиться, - наконец, Чонгук немного отстраняется, и Сокджин вдыхает полной грудью. – Ух, мои несчастные рёбра… Рассказывай, как доехал?
Он подхватывает сумку Чонгука и закидывает на плечо, цепляя пальцами рукав его куртки и ненавязчиво утягивая за собой.
***
Сокджин слушает очень внимательно – как всегда, с той только разницей, что теперь между ними нет преграды из двух мониторов и целого миллиона километров. С миллионом Чонгук, конечно, переборщил, но хён в ответ на это благодушно посмеивается. Звук его голоса едва слышен на фоне надрывающегося какой-то американщиной радио.
Сокджин ведёт автомобиль аккуратно и чётко, но взгляд на спидометр заставляет Чонгука нервно сглотнуть – скорость в светлом салоне совсем не ощущается. Про ограничение в черте города он даже не заикается. Ну кто соблюдает правила на такой машине…
В салоне словно одна реальность, а за окном – совсем другая. За окном то, что ближе Чонгуку, пусть до этого он и не жил никогда в большом городе, но всё же улицы, пешеходные переходы, автобусы – это всё знакомо. А здесь… здесь Сокджин, и он так идеально вписывается в своих очках и модной куртке, что так и хочется сфотографировать.
- У тебя очки случайно к носу не примёрзли? – интересуется Чонгук. Хён смеётся и отвечает, что просто свет на улице слишком яркий, он отвык, потому что давно никуда не выходил раньше вечерних сумерек.
Почти полтора года общения в Сети – и вот они наконец-то сидят рядом, можно протянуть руку и коснуться Сокджина. Хён больше не буквы на экране, не яркая аватарка и не случайный набор пикселей. Хён очень его выручил, предложив на первое время остановиться у него в квартире – пока не обустроится в новой школе, не пообвыкнет, не найдёт подработку, не подкопит деньжат на аренду… Всё это очень растянуто во времени, все прекрасно это понимают, но хён столько раз созванивался с его родителями и что-то долго с ними обсуждал…
В конце концов, у него всегда есть запасной вариант – двоюродная тётка, или кто-то там ещё из отцовской родни. Вариант, конечно, не ахти, потому что Чонгук совсем не знаком с этой частью своей семьи. Кому захочется возиться с чужим ребёнком? Да и какому ребёнку захочется иметь дело с незнакомыми взрослыми, когда есть друзья?
Они едут по мосту через реку, и Чонгук почти прилипает носом к стеклу – так ему любопытно. Даже сейчас, когда природа спит, все вокруг серым-серо и нет ни намёка на зелень, река всё равно выглядит величественно в своём плавном течении. А где-то, говорят, реки зимой покрываются льдом. Нет, Ханган для этого слишком большой.
Чонгук хочет гулять, хочет всё посмотреть, почувствовать, понять. У него для этого есть ещё целых несколько дней каникул – только разобраться со школьными документами, а там можно хватать хёна за жабры и нестись куда-нибудь, осматриваться, фотографировать. Пусть только попробует, ленивец, спать целыми днями, как он это обычно делает.
Конечно, Чонгук не станет никого ни за что хватать – просто постесняется, хён и так уже много для него сделал, чтобы доставлять ему всяческие неприятности, вызванные всего-навсего детским любопытством.
У Сокджина звонит телефон, и он неторопливо цепляет на ухо гарнитуру, убавляя громкость радио до минимума.
- Да. Да, абоним, встретил, сидит рядом со мной… Приходится держать за шиворот, чтобы в окно не вылез и не побежал открывать купальный сезон, - хён смеётся, и Чонгук понимает, что это не со своим отцом он разговаривает, а с его.
Так странно, что он звонит сразу Сокджину – наверное, думает, что сын опять не услышит сигнал. Чонгук проверяет свой телефон и обнаруживает, что тот банально выключился. Видимо, заряд окончательно вышел. Немного стыдно, что он даже не вспомнил про родителей сейчас, не додумался позвонить.
Щёки предательски пунцовеют.
- Сейчас, включу громкую связь, сами у него спросите, - Сокджин действительно включает динамик и снимает гарнитуру, а Чонгук слушает поток вопросов, который на него обрушивается, и снова прячется в шарфе. Неловко разговаривать с отцом по чужому телефону, да ещё и когда хён слушает.
Они прощаются как раз тогда, когда машина плавно съезжает на подземную парковку красивой, новомодной многоэтажки. Конечно, Чонгук не успевает сосчитать количество этажей, но у него дома, на Чиндо, такого нет – запрещено строить такие огромные высотки во имя сохранения красоты природы, да и кому они там нужны.
- А на каком этаже ты живёшь? – с интересом спрашивает Чонгук уже выбравшись из машины, дожидаясь хёна, который достаёт из багажника его сумку. У него странное чувство в этом месте, под землёй – сдавливает виски и дышать как будто совсем нечем, хочется поскорее уйти. Жутковато, а ещё тихо, как в склепе.
- На последнем, - Сокджин мягко тыкает его пальцем в лоб – сквозь шапку и чёлку вообще почти не чувствуется, - и Чонгук обиженно сопит. Ну что за вредина, почему не ответить на вопрос… В лифте он всё равно подглядывает, на какую кнопку нажимает хён, и присвистывает. Двадцать первый этаж – это последний, это очень высоко, это сверху никого больше нет, только небо.
***
Его квартира – очень большая и очень пустая. Сокджин предупреждает, что у него не очень-то прибрано, но Чонгук только фыркает – нет, если это называется «не прибрано», то в каком свинарнике он сам провёл всю свою жизнь?
Всё очень белое, окна огромные, много света. Здесь спокойно уместилось бы человек семь – если исходить из того, чтобы всем было комфортно, - а Сокджин живёт совсем один. Даже кошки нет. Становится немного грустно, но тут хён включает стереосистему, и звук настолько невообразимо прекрасен, а бит так качает, что Чонгук тут же принимается танцевать.
Его жизнь – это танцы. Он и перебрался-то сюда только потому, что мечтает получить нормальное хореографическое образование. Ещё есть время, чтобы определиться – куда именно, а пока он будет тренироваться здесь, в какой-нибудь хорошей студии. Родители это ему оплатят, слава Богу…
- Хён, у тебя тут целая команда может репетировать, - весело говорит Чонгук, оглядываясь через плечо – Сокджин сидит на уголке дивана и смотрит, как он на лету схватывает мелодию и соединяет элементы в связки. Ничего сверхъестественного, он просто получает удовольствие от музыки, но Сокджин давно хотел увидеть, как Чонгук двигается. Не на видео с выступлений в школе или с какой-нибудь тренировки, нет. Вот так, вживую.
Это всё ещё странно, всё ещё непривычно, всё ещё осознание не пришло. Он встряхивает головой:
- Твоя комната дальше, пойдём посмотрим?
Чонгук ещё помнит, как его снесло, когда хён первый раз сказал про отдельную комнату. Сокджин ещё всё переживал, что Чонгуку не понравится – а тот в ответ только смеялся и фейспалмил, фейспалмил и смеялся. Нет, этот человек определённо никогда не жил с тремя братьями, а со старшим ещё и в одной комнате. За хёном он буквально скачет вприпрыжку, у него внутри безграничный источник радости и жизненной энергии. Мерзкий внутренний голосок говорит ему притихнуть, чтобы не утомлять Сокджина, но тот на всё реагирует с одинаковым добродушным спокойствием, как будто его ударили чем-то тяжёлым по голове, и его заклинило.
Когда хён открывает дверь, Чонгук нетерпеливо протискивается между ним и косяком и исполняет какой-то совершенно дикий победный танец, шурша курткой и бряцая застёжками. С гостиной, конечно, не сравнить, но даже здесь, в этой маленькой спальне с кроватью, шкафом и большим письменным столом спокойно можно танцевать, не боясь посносить всё к чёртовой матери.
А ещё безумно мягкий, волшебный бежевый ковёр. Чонгук сам не осознаёт, как оказывается на полу, лежит звездой, раскинув в стороны руки и ноги, и блаженно жмурится. Из гостиной всё ещё доносится музыка, в которую вплетается смех хёна от двери – очень музыкальный, Чонгук в этом знает толк.
Он делает пальцы пистолетиком, вытягивает руку и с громким «кх!» стреляет в хёна. Сокджин очень серьёзен, когда резко хватается за косяк и медленно оседает на пол, зажимая рукой «рану» - где-то под рёбрами, слева.
Они долго вместе смеются, какие-то совсем неадекватные – сидят и ржут, а от взглядов друг на друга становится только смешнее. Хорошо, когда новая история начинается со смеха.