четверг, 01 сентября 2011
Название: Obsession
Автор: Вёрджил Ференце (сиречь я)
Бета: Отсутствует напрочь (обратите внимание, сделайте выводы)
Фэндом: Super Junior (+ все-все-все)
Статус: в процессе
ШапкаПейринг: Йесон/Кюхён. Подразумеваются ХанЧоль, ОнТэ, ЮМин. Односторонние (?) ЙеТук, КюМи.
Рейтинг: PG-15 (в.т.ч. за ненормативную лексику. Мелькает там местами)
Размер: миди. Будет выкладываться кусками. Часть 6: 4126 слов
Жанр: Ангст, романс. АУ, ООС да и ещё и кроссовер. В общем, из серии "кто эти люди и что это было?"
Дисклаймер: ни на что не претендую, выгоды не извлекаю, моя только история.
Размещение: как бы подразумеваэ, что спросить у автора стоит
От автора: Убедитесь, что вы прочитали все предупреждения! И давайте сделаем вид, что всё это возможно?
Предупреждения!
1) Сюда каким-то непостижимым, совершенно необъяснимым логически образом пролезли DBSK, MBLAQ и SHINee. Благо, почти все, кроме заявленного пейринга, относительно второстепенны и преходящи. Ничему не удивляйтесь.
2) Автор запутался в собственных ОТП
3) Убедительная просьба тапки и прочие опасные для жизни и здоровья автора вещи держать при себе. Текст скорее всего получился глупым, бредовым и сопливым, автор отдаёт себе в этом отчёт.
4) Огромное спасибо Ayami, без которой я бы вообще не знаю, что делал. Спасибо, что терпела меня!
5) В тексте так или иначе упоминаются следующие композиции:
Super Junior’s Yesung - Are you ready? (cover)
Super Junior’s Kyuhyun – 7 years of love
Super Junior’s Kyuhyun – Puff the magic dragon
Super Junior K.R.Y. – Your Eyes (Kyuhyun & Yesung)
Super Junior K.R.Y. – Heartquacke
Super Junior K.R.Y. – The night Chicago died
Super Junior K.R.Y. – Coagulation
Super Junior – Monster
Super Junior’s Yesung – It has to be you
Super Junior’s Kyuhyun - Hope is a dream that doesn’t sleep
Cinema Bizarre – My Obsession (выдержки из текста где-то в середине)
6) У меня нет намерений выставлять это на форуме. Да, я боюсь.
7) ВНИМАНИЕ! Содержатся элементы ЕРЕСИ.Часть 6.Состояние Кюхёна ухудшалось с каждым прожитым на Чеджу днём: теперь о душевном спокойствии он мог только мечтать. Ему было мало просыпаться от поцелуев Чонуна, репетировать вместе с ним по несколько часов в день, гулять вечером, просиживать на крыше ночи напролёт. Мало, мало-мало-мало – это была мания, и она постепенно прогрессировала. Нет, у него не было потребности постоянно видеть Чонуна – но вот ощущать его присутствие или хотя бы знать, что он поблизости…
Кюхён беспокойно ворочался с боку на бок, когда Йесон уходил по утрам, и вскоре стал вставать так же рано, предпочитая этот одинокий утренний час провести за синтезатором. И пусть ничего путного всё равно не выходило, у него хотя бы были заняты руки. Смутное беспокойство не давало Кюхёну покоя, его мутило, и он долго не отлипал от Чонуна, когда тот наконец возвращался. Они уже даже по лестнице научились спускаться, не выпуская друг друга из объятий.
Кажется, ему действительно нужен был совет, чтобы разобраться с тем, что творилось в его собственной голове. И единственным человеком, способным ему хоть как-то помочь сейчас, была его собственная бабушка, мурлычущая себе под нос какую-то прилипчивую песенку и колдуя над чем-то аппетитно скворчащим на сковородке.
- Ба, - Кюхён позвал так тихо, что она могла и не услышать вовсе – одновременно и попытка попросить о помощи, и путь к отступлению. Но это не сработало – слух его бабушки всё ещё был отменный. – Слушай, мне больше не с кем посоветоваться…
Он уронил голову на стол – столешница поприветствовала его лоб глухим звуком – и закрыл глаза, стараясь собраться с мыслями.
- Слушай… Есть один человек… Очень важный человек, - слова не желали складываться в полноценные фразы и вставали поперёк горла. С отстранённым интересом Кюхён подумал, возможно ли это – подавиться собственными словами. – Я хочу, чтобы этот человек был только моим.
Я думаю о нём каждую секунду.
- И чтобы все его мысли были только обо мне.
Мне большее никто не нужен, если он рядом.
- И чтобы он смотрел только на меня. Что мне делать, ба?
Тёплая сморщенная ладонь осторожно и ласково погладила его по волосам.
- В жизни так не бывает, к сожалению, - сказала бабушка Со Ён, улыбаясь совсем немного грустно и как-то обречённо. – Просто ты ещё маленький, Кюхённи, а понимание приходит с опытом. Нужно научиться делиться и давать свободу.
Яркая, обжигающая вспышка злости почти подбросила его на месте, и в мгновение ока он оказался на ногах.
Нет.
Он принадлежит мне.
- Бывает, - резко возразил Кюхён, с силой хлопнув ладонями по столешнице и мотнув головой. – А если нет – у меня будет!
И он метнулся из кухни прочь, едва не сбив с ног недавно вышедшего из душа и заглянувшего на шум Чонуна. Бабушка Со Ён только головой покачала, слушая, с каким топотом внук взлетает вверх по лестнице, и вернулась к требовательно шипящей сковороде. Ох уж это молодое поколение, совсем не умеет слушать старших.
- Что с ним? – спросил Чонун, наклоняясь за оброненным полотенцем, которым вытирал волосы.
- Юношеский максимализм и фамильное упрямство, - вздохнула бабушка, не отвлекаясь от помешивания и приправляя блюдо щепоткой паприки. – Кушать хочешь? Давай сделаю чего-нибудь лёгкого.
Чонун еле-еле открестился от позднего ужина – он и так рисковал вернуться в Сеул не подтянутым молодым человеком, следящим за своей физической формой, а этаким колобком на ножках. Той нагрузки, которую он себе давал, явно было мало для количества поглощаемой пищи – бабуле не нравилось, что мальчики «такие тощие». Заверив бабушку, что ему вполне хватило двойной порции на ужин и до утра он как-нибудь непременно доживёт, Чонун поспешил ретироваться в мансарду.
Кюхён лежал на своих матрасах, отвернувшись к стене и уткнувшись носом в подушку – разве что плед на голову не натянул. Возмущённый, сердитый и обиженный на весь белый свет – вон как воинственно топорщатся лопатки под тонкой футболкой. Чонун привычно приземлился на край кровати и легонько потрепал его за плечо:
- Э-эй, приём. На обиженных воду возят, знаешь? Чего у вас там произошло?
Кюхён молча скинул его ладонь и ещё сильнее закопался в подушку – только начать кричать на Чонуна ему сейчас не хватало. Для полного счастья, ага. Нужно было перебеситься, успокоиться и снова стать нормальным человеком – а для этого ему требовалось несколько тихих и спокойных минут в одиночестве.
- Ну хорошо. Как будешь снова способен говорить, а не рычать – я на крыше, - Чонун улыбнулся и тепло фыркнул ему в макушку, оставляя Кюхёна думать его невесёлые мысли и решить задачи мирового масштаба. А у него, вместо глупых и непонятных обид, была гитара и чудесный закат, нагревшаяся за день крыша и целая охапка невысказанных слов, которые так хорошо ложились на ненаписанную музыку.
Кюхён думал почти четверть часа. За это время бабушка Со Ён успела закончить свои дела на кухне и отправиться спать привычно рано, несмотря на завтрашний выходной – Чонуну пришлось желать ей спокойной ночи за двоих, потому что кое-то и рта не желал раскрыть. Сам он помурлыкал себе под нос партию из дуэта, напел своё соло и начал наигрывать что-то уж совсем невообразимое – только тогда Кюхён наконец высунулся из окошка и изобразил на лице подобие улыбки.
- Если бы я позволял себе сразу после душа вот так сидеть на крыше – давно бы заболел и умер, - сказал он, выбираясь на черепицу и усаживаясь рядом с Чонуном. Тот осторожно отложил гитару, удостоверившись, что она никуда не укатится.
- Даже если я заболею и умру – это не повод проводить такое чудесное время суток в четырёх стенах, - Йесон потянулся и перевёл взгляд на Кюхёна. – Ну? Что за скандалы?
- Она должна была меня поддержать, - проворчал Кюхён, скрещивая руки на груди.
- Ну, бабушка старше и умнее. Ей, наверное, лучше видно, когда поддерживать, а когда вправлять мозги, - глубокомысленно изрёк Йесон, пожимая плечами. – О чём хоть говорили?
- Не скажу.
- Значит, обо мне.
- Слишком много о себе возомнил!
- Да не больше, чем ты о себе.
Кюхён поджал губы, но не сдержался и всё равно весело фыркнул, уткнувшись лбом в плечо Чонуна:
- Хорошо, завтра с утра я пойду и извинюсь. Но это не значит, что я согласился!
- Как меня бесит ничего не понимать, - искренне признался Чонун своему колену, запуская пальцы в волосы Кюхёна. Колено не ответило, зато отозвался Кюхён:
- А кому сейчас легко? – и повернул голову так, чтобы было видно хотя бы кусочек неба.
Вместо этого взгляд упал на соседний дом, на крыльце которого как раз появилась смутно знакомая девушка с шарпеем на коротком поводке. Кюхён точно видел её, когда жил здесь раньше, но вспомнить её имя не представлялось возможным. Девушка заметила их и радостно помахала рукой, приветствуя.
- О, Сон Хи, - Йесону пришлось немного прищуриться, чтобы разглядеть её и узнать, и он помахал в ответ.
Сознание Кюхёна в этот момент остановилось.
Что?
Откуда Чонун мог знать её имя, если даже он сам не смог вспомнить?
Почему он с ней здоровался?
Откуда они знакомы?
Что, чёрт возьми, происходит?
- Кто это? – чуть более резко, чем хотелось, спросил Кюхён.
- Тебе лучше знать своих соседей, - Йесон приподнял брови, с удивлением покосившись на него.
- Никогда с ними не общался. Ну?
- Познакомились как-то утром… Я не туда свернул и заблудился, она меня вывела, - он пожал плечами, не понимая, почему такая мелочь опять привлекла к себе столько внимания. По его разумению, эпизод, о котором он сам уже и не вспоминал, не заслуживал даже упоминания.
«Ага. Утром, на пробежке. Пробежки у него…»
Она не уходила, что неимоверно злило Кюхёна – он только-только с большим трудом сладил с самим собой, но новый раздражающий фактор грозил вызвать вторую волну цунами почти не контролируемого бешенства. Девушка топталась на крыльце, раздумывая, отправиться ей по своим делам или подойти ближе, не сводила с них глаз и почти не замечала, что её пёс рвётся с поводка скорее гулять.
Сон Хи.
Кан Сон Хи.
Если бы Кюхён умел убивать взглядом – он убил бы в этот момент, не задумываясь. Но – к сожалению или к счастью – этого он не умел, и действовать пришлось в соответствии с собственными возможностями.
Где-то в сознании, в ритме пульса, в шуме крови в ушах почти истерично билось – он мой, он мой, он мой.
«Вали к чёрту. Не смотри. Не трогай. Не приближайся. Не заговаривай. Не думай. Вали. К. Чёртовой. Матери».
Кюхён вцепился в плечи Чонуна, как утопающий в спасательный круг, и навалился на него почти всем своим весом. Чонун потерял равновесие и вскрикнул, чуть не обрушившись спиной на гриф гитары, что грозило бы тому неминуемой смертью – но звук потонул в горьком, жадном поцелуе.
С небольшим опозданием Кюхён подумал, что это был очень глупый и какой-то детский поступок, но сделанного было не воротить. И знаете что? Ему было насрать.
И на то, что их могла увидеть не только та, для кого это предназначалось, и на то, что в комнате прямо под ними ещё не спала бабушка Со Ён, и даже на то, что так можно было запросто скатиться с крыши. Всё потому, что кое-как приспособившись удерживать на себе немалый вес Кюхёна без вреда для гитары, Чонун ТАК отвечал на поцелуй, что…
Да он и думать забыл про Сон Хи, которой, кстати, след простыл. Испарилась. Не было ничего.
- А ну-ка быстро в дом, пока ещё какая-нибудь сумасшедшая идея не пришла тебе в голову, - проворчал Чонун, подталкивая его к широкому провалу окна.
Послушаться его сейчас значило разорвать контакт, выпустить из объятий и бездарно пропарить такой отличный момент, но не послушаться значило испытывать его терпение на прочность, а Кюхён этим своим поступком и так достаточно наворотил… Нехотя он отстранился, перебрался к окну и спрыгнул в комнату. Чонуну с его гитарой пришлось сложнее, но в какой-то степени он привык постоянно ползать туда-сюда, и, честно признаться, заниматься такого рода акробатическими трюками с инструментом наперевес было не намного сложнее, чем спускаться в обнимку по узкой скользкой лестнице.
- Я в прошлый раз промолчал, - угрожающе начал Чонун, ступив на твёрдую землю и повернувшись к Кюхёну. – Но тебе не кажется, что это уже… Ах твою мать!..
От острой боли, пронзившей его от макушки до самых пяток, Чонуна согнуло пополам и он едва устоял на ногах – Кюхён моментально подскочил к нему и поддержал, обеспокоенный донельзя:
- Что с тобой? Что случилось? Где болит?
- Спину прихватило, - криво улыбнулся тот, потирая поясницу. Даже просто понять, где именно находился источник боли, не представлялось возможным. – Мышцу свело.
Когда сводит ногу, справиться с приступом боли достаточно просто. Когда сводит спину, единственное, что человек может сделать – принять вынужденное положение, чтобы хоть немного облегчить свою участь, и терпеть.
- Чтоб только ещё раз посмел после душа вылезти на крышу! – бурчал Кюхён себе под нос, буксируя его на ближайшую – свою – кровать.
- Это как связано-то? – недоуменно спросил Чонун. Он-то знал, что это из-за неудобной позы, долгого неподвижного сидения, удерживания практически на весу целого не очень лёгкого Кюхёна… И да, такое иногда случалось.
- Всё в этом мире связано! – безапелляционно заявил ему Кюхён, укладывая его на живот и принимаясь стягивать с него майку, не обращая внимания на возмущение и сопротивление ошарашенного таким развитием событий Чонуна. – Отставить вопли, я помочь пытаюсь!
- И чем раздевание мне поможет?
Кюхён только глаза закатил и, справившись наконец с майкой, успокаивающе провёл обеими ладонями по его спине:
- Массаж, Йесонни. Просто массаж.
Волшебное слово тут же пресекло все попытки противодействия, но в то же время остро напомнило об оставленном в Сеуле без малейших объяснений друге. Принципы. Чёртовы принципы, заставляющие поступать так, как он поступает, усыпляющие совесть, позволяющие просто закрыть глаза и дать уверенным рукам Кюхёна отвести боль.
Что ж, помыслы Кюхёна были не так уж благородны и чисты. Маленькая подлость, чтобы позволить себе маленькую слабость. Использовать положение Чонуна чтобы добиться своего: чуть больше прикосновений, чуть меньше дистанции, чуть слабее защита, чуть сильнее связь. Размеренные круговые движения и жар ладоней – кожа к коже, постепенно разогревая, начиная разминать сведённую судорогой мышцу. Чонун задерживал дыхание и закусывал губу, чтобы не показать ни единым звуком, как ему больно – но мало-помалу вдохи становились глубже, и он медленно расслаблялся.
Отпустило.
Но Кюхён его отпускать не собирался. Мотивируя тем, что так удобнее, он перебрался с края кровати на бёдра Чонуна и крепко сжал их коленями. Все его реакции, виденные Кюхёном раньше, говорили только об одном – он привыкает слишком медленно, слишком много думает, слишком много боится.
И пальцы продолжили свой постепенно ускоряющийся танец по коже, как по оголённым нервам – по раскалённым углям.
Изучить, почувствовать, понять, узнать ещё ближе – дрожь по телу и недоверчивый вздох.
- Я хотел сказать тебе, что нам нужно быть осторожнее, - Чонун едва выдавил из себя слова, которые несколько минут назад сами рвались с языка. – Твоя бабушка чуть не увидела нас в прошлый раз, и я…
- Боишься? – улыбка коснулась губ Кюхёна, когда он с силой проводил костяшками пальцев вдоль позвоночника Йесона, заставляя того выгнуть спину и свести лопатки. – Ты не слишком ли осторожничаешь?
- Хочешь, чтобы о нас узнали? – он попытался извернуться и посмотреть на Кюхёна, но в этот момент тот наклонился вперёд и крепко прижался грудью к его обнажённой спине. Губы мазнули по изгибу плеча, легко, как бабочка, перепорхнули на выступающий шейный позвонок и ненадолго задержались там:
- Пусть всё идёт своим чередом.
Это было так легко – потерять себя в невесомых поцелуях, в горячем дыхании на сверхчувствительной коже, в любопытных, изучающих прикосновениях ладоней. Так легко – и так заманчиво.
Он сдался. Но не Кюхёну – своим желаниям, и спустя несколько мгновений ситуация поменялась кардинально. Уже Чонун вжимал Кюхёна в матрас всем своим весом, жадным взглядом скользя по чуть раскрасневшимся щекам и приоткрытым губам. Заглядывая в глаза Кюхёна, Чонун не сомневался, что увидит там – плещущаяся в них живая тьма стала для него почти родной и больше не пугала до чёртиков. Затягивающий омут, и сознание будто окутано дымкой – словно в забытьи, Чонун даже не заметил, как легко и быстро расправился с пуговицами его рубашки, как припал губами к шее, скользнул языком в ямочку между ключиц.
К реальности его вернула резкая трель мобильного телефона, прорезавшая густую тишину надвигающейся ночи. Слишком реально – как холодная вода за шиворот. Слишком отрезвляюще, чтобы позволить себе продолжить.
- Ответь на звонок, - вздохнул он, отстраняясь.
- Нет, стой!.. – Кюхён попытался схватить его за руку, но Чонун не дался.
- Ответь на звонок, - уже твёрже и увереннее сказал он, и прозвучало это как приказ. Кюхён издал полный разочарования стон и потянулся к прикроватной тумбочке за надрывающимся телефоном.
- Слушаю.
- Я типа терпеливый друг и всё такое, но твою мать, Чо Кюхён, почему о твоих планах отсутствовать две грёбаных недели я узнаю от левых людей типа Джинки, которых вообще даже по именам знать не должен? – ему показалась, что барабанная перепонка просто лопнет от такого вопля. Голос у Макса… всегда был громкий.
И что, это до него так долго доходило, ему было настолько пофиг или это был предел его терпения? Всего неделя… Ну да. Целая неделя без единого звонка и без предупреждения.
Несмотря на то, что Кюхён прекрасно понимал, как виноват перед своими друзьями, от яда в голосе он избавиться не смог:
- Я тоже категорически рад тебя слышать, Шим Чанмин, но можешь мне объяснить, как тебе удаётся почти всегда звонить в самое неподходящее время?!
Чонун медленно сполз на пол, практически на ощупь ища свою майку. Он был почти спокоен и почти благодарен Чанмину за его звонок, несмотря на горькое разочарование той части сознания, которую он загонял подальше с того памятного вечера, который у них с Кюхёном закончился в душевой.
- Ты там с…
- Да, с ним.
- И вы что…
- Да, Макс, - терпение. Только терпение, Кюхён.
- В самом деле или ты от меня отмазаться пытаешься? – не унимался собеседник, уже забыв о собственном возмущении и причине звонка.
- В самом деле, Макс.
- Нет, правда?
- Да, Макс.
- О-о-о-о… - словно почувствовав, что ещё один вопрос – и он рискует накликать на себя ярость Кюхёна в самом худшем её проявлении, Чанмин сменил пластинку. – Ну извини, брат… я же не знал. Ну ты мужик…
- Конечно, нет проблем. А теперь можно я пойду? – он не понимал, что всё ещё удерживало его от того, чтобы бросить трубку – а лучше швырнуть телефон о стену.
- Стой-стой! – любопытство, как говорится, сгубило кошку. Кажется, Чанмину нужно было уточнить, не присутствовало ли у него в родне каких-нибудь кошачьих. – А кто сверху? Ты? Он?
- МАКС, РАДИ БОГА! – не выдержав, заорал Кюхён и нажал «отбой», только краем уха уловив нечто растроганное, отдалённо напоминающее: «дорогая, наш мальчик вырос». – Йесонни…
- Я немного пройдусь! – встрепенувшись, Чонун резко поднялся на ноги и натянул майку. Немного подумав, он дошёл до шкафа и вытащил рубашку – лето летом, а ночами на побережье прохладно. – Меня не жди, я скорее всего надолго.
- Нет, - со своего места Кюхён буквально взвился и преградил Чонуну дорогу, встав на верхней ступеньке лестницы и опершись на перила. – Нет, ты никуда не пойдёшь.
- Кю, лучше отойди. Мне нужно подумать.
- О чём подумать? О чём тут вообще можно думать?
- Мы слишком торопим события.
- А по-моему наоборот – тормозим! Эта ситуация уже становится тяжёлой для нас обоих.
Чонун попытался отстранить его, но Кюхён вцепился в перила мёртвой хваткой и не сдвинулся с места:
- Ну постой, пожалуйста… - он глубоко вдохнул и на мгновение прикрыл глаза. – Я обещаю больше ничего не… делать. Только не уходи из дома на ночь глядя.
- Кю, серьёзно. Со мной ничего не случится. Отойди.
На мгновение ему показалось, что в тоне Йесона он услышал угрозу.
На мгновение показалось, что сейчас тот протянет руку и толкнёт его – вниз.
Какие глупости иногда приходят в голову.
Бесполезно было отговаривать, проще подчиниться и привыкнуть. Попытаться понять, что при всех прочих условиях ему всё ещё важно время наедине с самим собой.
Минута неловкого молчания – ещё один взгляд глаза в глаза – и Кюхён посторонился.
- Спасибо.
Не за что было благодарить – будь воля Кюхёна, он бы не отпустил. Даже если бы пришлось сделать больно. Он наконец разжал пальцы, всё ещё сжимающие перила с одной стороны – внизу открылась и закрылась входная дверь.
Кюхён сел на ступеньку и вытянул из кармана небрежно засунутый туда мобильный, деловито жужжащий и извещающий его о новом сообщении.
«Позвони хотя бы Чжоу Ми, - писал Чанмин. – Ты вообще знаешь, сколько раз он пытался дозвониться до тебя за эту неделю?»
Конечно Кюхён знал. Он собственноручно удалял тридцать четыре пропущенных вызова из памяти телефона.
***
Чонун спустился к самой воде и, оставив сандалии у кромки прибоя, зашёл в приятно прохладную воду по щиколотку. Солнце уже опустилось ниже линии горизонта, но последние его лучи упрямо расцвечивали небо и море золотым и алым, делали границу между ними ещё более явной, чем обычно, играя светом и тенью. Над головой же Чонуна раскинулась лиловая ширь с зажёгшимися на ней первыми звёздами и бледным призраком идущей на убыль луны.
Наверное, ему хотелось бы хоть раз посмотреть на границу дня и ночи – но ей никогда не стать настолько явной, насколько была, например, граница между Северным и Балтийским морем. Чонун сам не видел, но фотографий в интернете было предостаточно.
Жгучее желание пройтись отпустило так же резко, как и накатило, и Чонун отстранённо отметил – уйти отсюда он просто не в силах. Не сейчас. Да и ни к чему – он уже нашёл себе лучших из всех возможных советчиков.
Ему хватило ума скинуть всю верхнюю одежду, прежде чем зайти глубже и нырнуть – тихий всплеск, сотни пузырьков кислорода и солёная вода в глаза, которые он по привычке держал открытыми. Наверное, не стоило устраивать ночное купание после судороги – мышцу до сих пор ощутимо тянуло, - но об этом он думал в самую последнюю очередь. Ему необходимо было привести собственные мысли в состояние хоть какого-нибудь, хоть видимого, порядка, и решить, что делать. Или не делать ничего, и пусть…
Пусть всё идёт своим чередом.
«Бездействие, - как говорили им когда-то давно на правоведении. – Это тоже деяние».
И в любом случае – выбор. Осознанный ли, неосознанный – не суть. Совсем другое дело, что Чонуну такой выбор совсем не нравился.
Вытащив мобильный, он долго смотрел на то, как мигает разделитель между часами и минутами на дисплее.
Триста сорок восемь…
Триста сорок девять…
Триста пятьдесят…
Действительно долго.
Большой палец зажал единицу, и на экране отобразилось: «Соединение с контактом spec1al устанавливается».
- Ты на часы смотрел вообще? – ответила трубка голосом совсем другого человека.
- Настоящий друг будет рад звонку в любое время. Вы всё равно ещё не спите.
- В отличие от тебя, мы тут трудимся не покладая рук.
- Хичоль, дай мне Чонсу.
Он звонил не для того, чтобы справляться с дурным настроением Реллы – было ли оно таким из него, из-за его звонка, из-за его позднего звонка или по какой-либо иной причине.
- Смотря что ты хочешь ему сказать, - парировал Хичоль. Он отвечал на этот звонок не для того, чтобы подчиняться.
- Ещё у тебя я не спрашивал, о чём мне говорить с Су. Ты в своём уме?
- Если ты хочешь извиниться – я разбужу его и передам трубку.
- Сначала мне, как я понимаю, нужно попросить прощения у тебя?
- Ты бываешь очень догадливым временами.
Чонун лёг на спину, не обращая внимания на то, что песок моментально прилип к влажной коже и волосам. Хичоль имел полное моральное право злиться и обижаться, а ещё он умел быть очень упрямым и изрядно портить кровь – вот как сейчас, - но раздражения Чонун не чувствовал. Этого разговора всё равно было не избежать.
И, наверное, он соскучился.
- Извини, что уехал не предупредив. И что не отвечал на звонки. А теперь я могу поговорить с Чонсу?
- Это, несомненно, прекрасно. Перезвони, когда поймёшь, за что должен извиняться.
- Хи, не будь сучкой.
Они там, наверное, и в самом деле очень устали, а он прибавил хлопот своим исчезновением.
- Я на тебя всё ещё обижен. И очень, очень зол.
- А Су?
- Этот человек физически не способен злиться. И если бы ты своими глазами наблюдал то, что наблюдаю каждый день я – ты бы не меня сучкой называл, а себя - порядочным говнюком. Кстати, я тебе это ещё припомню, - Хичоль на том конце провода вздохнул и наверняка устало потёр глаза. – Слушай, сделать хреновее, чем уже сделал, ты просто не мог. Прими как факт и послушай, почему тебе лучше не звонить.
Таким серьёзным Чонун не слышал Хичоля уже давно – тот всё больше придуривался или прикидывался, - и он уже почти успел забыть, что когда Релла говорит таким тоном – лучше записывать, чтобы ничего не забыть и не перепутать.
- Он очень хреново спит – не добавляй ему хлопот своими звонками и своими проблемами, буде таковые имеются. Я не хочу бежать в аптеку за снотворным и тайно его подмешивать ему в чай.
Чонун промолчал, несмотря на сделанную Хичолем красноречивую паузу – «вопросы?».
- Ещё ты очень всем подговнил этой своей выходкой с Кюхёном. Я счастлив за вас, парни – совет да любовь. Но ты уверен, что следовало демонстрировать всю глубину ваших отношений Су? Ему нужно время, чтобы разобраться в себе и привыкнуть к мысли, что вы вместе. Поэтому не рушь с таким трудом восстановленное душевное равновесие своими звонками.
- Это всё? – Чонун закрыл глаза, вслушиваясь в отдалённые, едва слышные звуки музыки, доносящиеся из динамика телефона – в общежитии жизнь била ключом, а здесь – ти-ши-на. Как два совершено разных мира.
- Нет, ещё кое-что. Выяснять отношения с кем-то надо лицом к лицу, глядя этому человек в глаза. Ты телефонным звонком не откупишься. Это ничего не решит, - припечатал Хичоль.
Размеры описываемого Хичолем бедствия несколько не совпадали с мысленными прикидками самого Чонуна по поводу, но на идиотскую шутку похоже не было – Хичоль не был из тех людей, которые склонны утрировать или позволять себе шутить такими вещами. В этом Чонун был уверен так же, как и в том, что за ночью следует день.
- Он знает, что ты взял его телефон?
- Его телефон почти двадцать четыре часа в сутки находится у меня. Чтобы не возникало глупых соблазнов, - последовал ответ. – Ну? Рассказывай, чего там у тебя случилось, что ты даже соизволил позвонить.
Чонун почти рассмеялся. Релла опять противоречил сам себе – своим заявлениям про «очень зол» в частности.
- Да ничего серьёзного. Просто соскучился.
- И почему после всего, рассказанного мной, ты всё ещё не оторвал задницу от того места, на котором сидишь, и не потащил её обратно в Сеул?
Воистину, самое простое решение проблемы – уход от неё.
- Ты же понимаешь, что я не могу.
- Не понимаю.
- Слово «совесть» тебя ни на какие мысли не наталкивает?
- Первый раз слышу. Что это? Оно съедобное? – и Чонун почти увидел, как губы Хичоля изогнулись в лёгкой улыбке.
Чонун действительно хорошо чувствовал голоса.
- Я тоже тебя люблю, - сказал он. – Спокойной ночи.
- Добрых снов.
Чонун ни черта не понял, что дал ему этот разговор, но знал – это было что-то важное. В поисках ответа он пролежал на медленно остывающем песке несколько часов и чуть не уснул, а потом долго ползал на коленях по пляжу у самой кромки воды, выписывая строки новой песни, которые тут же смывали набегающие на берег волны.
Чонун отправился домой только тогда, когда небо, так и не успевшее толком потемнеть, снова стало окрашиваться в нежно-лиловый, предвещая приближающийся рассвет. Кюхёна он нашёл в своей постели, свернувшегося калачиком и мирно спящего – ну что с ним поделаешь, не будить же и не выгонять, а сам спать на матрасах он точно не планировал. Кое-как переодевшись и рассыпая сухой песок с волос где попало, Чонун осторожно забрался в кровать и устроился рядом с ним. Завтра придётся перетряхнуть все простыни и наволочки и пропылесосить пол, а ещё отдать в стирку джинсы и…
Он заснул не середине мысли, уткнувшись носом Кюхёну в плечо.
Вопрос: ?
| 1. + |
|
7 |
(100%) |
| 2. - |
|
0 |
(0%) |
|
|
|
| Всего: |
7 |
@темы:
Super Junior,
Kyuhyun,
охреневшая ворона,
fic: Obsession,
Yesung