Автор:
Вёрджил ФеренцеНазвание: С шестнадцатого на шестой
Фэндом: m.pire
Персонажи: Тэхи/Гоцзинь
Рейтинг: R
Жанр: AU, повседневность, романтика
Предупреждение: ООС
Дисклаймер: выгоды не извлекаю, бла-бла-бла
Размещение: спросите - вам ответят. Не факт, что положительно
2933 словаОднокомнатная квартира далеко от центра, в которой, к тому же, давно не было ремонта – не предел мечтаний Гоцзиня, но ему хотя бы есть, где спать и готовить, и это уже повод для радости. К тому же, горячая вода без перебоев и никакого капризного сожителя, обожающего трижды в неделю шумно ссориться со своим парнем, а потом так же шумно с ним мириться.
За пару месяцев Гоцзинь привык подолгу кататься на метро до работы и обратно, менять перегоревшие лампочки без страха быть убитым током и не подбирать по всей квартире разбросанные носки, потому что свои он всегда стирает вовремя и складывает в шкаф.
Чем дольше он живёт один, тем больше плюсов находит его в целом пессимистическая натура; окончательно добивает его готовность продать душу, лишь бы никуда не уезжать, открывающийся с местной крыши головокружительный вид. По доброте душевной консьержка никогда её не закрывает, и Гоцзинь имеет возможность часами сидеть наверху вечерами после работы – подставляя лицо ветру и пряча в длинные рукава худи быстро замерзающие пальцы. Пусть середина августа, но после захода солнца наверху и околеть недолго.
После шестого этажа, непрекращающегося потока машин под окнами и невыносимо скучных стен соседнего дома, безграничная панорама городских огней, яркими точками соединяющихся каждый вечер в новую, неповторимую, картину, делает Гоцзиню хорошо. А ещё отсюда лучше, чем из центра, видно звёзды, и он чувствует, как отдыхает душой.
Разве что немного одиноко. Но всегда можно просто сходить в зоомагазин и присмотреть себе кошку.
Работа сжирает слишком много сил, и к концу недели Гоцзинь ненавидит всех – начальство, коллег, клиентов.
- Пока не доделаете всё – домой никто не пойдёт.
Ну конечно, почему бы не задержаться ещё.
Случайные прикосновения в метро вызывают непроизвольное нервное подёргивание, и пальцы, сжимающие сигарету, дрожат на улице всю дорогу до дома. Ему нужен кофе. Хороший, крепкий кофе с пряностями, совершенно изумительный напиток, который только Хёнджун умеет варить так, как нужно. Гоцзинь бросает окурок под ноги и размазывает по асфальту подошвой ботинка, звеня ключами от подъезда.
Он рассеянно распинывает обувь по прихожей, заваривает в старой кружке бурду со вкусом кофе и закуривает ещё одну. Можно замотать в кофту и пойти наверх, забыв дома чёртов никогда не оживающий телефон. Ёнсо, видимо, действительно не шутил, говоря перед рейсом Сеул – Сидней, что хочет всё старое оставить позади и забыть, как страшный сон.
Осень начинается не с календарной даты, а с настроения, и в душе Гоцзиня уже давно промозглый ноябрь. С тех самых пор, как он выкрасил волосы в ярко-красный цвет опадающих кленовых листьев.
Сегодня удача не на его стороне – мироздание возвращает Гоцзиня с небес на землю; не один он такой романтик, предпочитающий дышать свежим воздухом в компании облаков и пролетающий мимо птиц на высоте шестнадцати этажей. Впрочем, красивая девочка и бутылка виски – тоже неплохой вариант.
Гоцзинь знает, что пялиться нехорошо, но не может сдвинуться с места – его застали врасплох, он не ожидал увидеть ещё кого-то, не ожидал… Боже, он даже взгляд не может отвести – просто стоит и смотрит, как дурак. Узнаёт светлые волосы соседа по лестничной площадке, с которым иногда встречается в лифте или возле мусоропровода. Девушка сидит верхом на его бёдрах и, судя по звукам, им очень хорошо вместе. Она совсем не замечает, что кто-то нарушил их уединение, но вот сосед поворачивает голову и встречается с Гоцзинем взглядом.
Ему кажется, что он видит янтарные отблески виски в невозможно тёмных глазах. А может, это просто последние лучи заходящего солнца играют такую шутку с его воображением. Стыдливый румянец неровными пятнами выплёскивается на щёки, и Гоцзинь делает самую тупую вещь в своей жизни – вежливо склоняет голову в приветствии, как всегда делал, и убегает. За закрытыми дверями квартиры он вжимает холодные ладони в горящее лицо, чувствуя себя так, будто ему наплевали в душу.
***
Снова подняться на крышу поле этого – выше сил Гоцзиня, поэтому он фактически живёт на кухонном подоконнике, не выпуская из рук пачку сигарет и методично прокуривая все стены в квартире. Из головы никак не идёт картинка, увиденная в тот вечер – словно выжженная на обратной стороне век, она живёт в нём мелкими деталями. Опрокинутый стакан с остатками виски, отблески закатного солнца в серебристых волосах, тёмный взгляд из-под опущенных ресниц, приоткрытые губы и маленькие капельки пота не светлой коже, большие ладони на крутых бёдрах. Он не помнит девушку, потому что едва ли удостоил её хоть одним взглядом; все его мысли об этом проклятом соседе, его жарких вздохах и о том, как он закусил губу, повернув голову.
Чёрт.
У Гоцзиня просто слишком давно никого не было, всё дело в этом. Он почти готов взять телефон и написать Ёнсо, что скучает, пусть это не будет правдой от начала и до конца. Не важно, что тот наверняка сменил номер – старый, почти выученный наизусть номер нужен ему, как нечто стабильное, как некая константа, удерживающая его на плаву. Почему чёртов Сидней?.. Если бы только он выбрал Пекин, можно было бы хоть иногда видеться…
Гоцзинь не знает даже, как его соседа зовут – ему слишком невыносимо пересечь лестничную площадку и посмотреть табличку под звонком, потому что тогда у его помешательства появится имя. Он снится Гоцзиню ночами – прилипшая ко лбу светлая чёлка, жадный взгляд и горячее дыхание на губах. Гоцзинь просыпается болезненно возбуждённым и сдавленно стонет в подушку, касаясь себя под тонким летним одеялом.
Можно позвонить Хёнджуну и попросить познакомить с кем-нибудь – у него много красивых приятелей, ищущих отношений. Он заикался недавно о каком-то Хёну, Гоцзинь даже примерно помнит его, встречал один раз. Но, оказавшись вечером в кабине лифта со светловолосым соседом и отшатнувшись от него к противоположной стене, Гоцзинь понимает, что не хочет никого другого.
Он убегает раньше, чем сосед успевает поздороваться и пожелать доброго вечера, и запирается в квартире. Всё очень хреново, потому что он не мог отлепить взгляда от изогнутых в приветливой улыбке губ.
Утром, погружённый в слишком неправильные и слишком живые грёзы, Гоцзинь пропускает оба будильника и катастрофически опаздывает – выбегает из квартиры так стремительно, что чуть не сбивает с ног мирно ждущего лифта соседа. Соседа, с которым в своих мыслях он буквально несколько минут назад творил такое непотребство, что даже кончики ушей краснеют. Пофиг, Гоцзинь даже не извиняется, он слишком занят не желающим завязываться галстуком – в спешке пальцы едва слушаются.
Когда в зеркале Гоцзинь замечает старательно, но тщетно сдерживаемую усмешку, ему становится почти физически плохо. А может, это от того, что он даже чаю не выпил перед выходом и давление шалит. Хрен знает.
- Помочь? – спрашивает сосед, и теперь Гоцзинь знает, как звучит его голос. Нет, определённо, он мог прожить и без этого знания.
В итоге они оба стоят в просторном светлом вестибюле, где негромко бормочет радио добродушной пожилой консьержки, и пальцы соседа легко и уверенно затягивают на шее Гоцзиня удавку.
- Меня зовут Тэхи, - бросает он между делом. Когда-то они успевают пожать руки, и его ладони – точно такие, какими Гоцзинь их себе представлял. Грубоватые, большие и очень горячие. Сколько раз в его мыслях эти ладони без всякого стеснения трогали его, ласкали, изучали…
Его перемыкает.
Забив на собственное опоздание, Гоцзинь несётся в магазин за сигаретами. Его пачка опустела вчера.
***
Только крайняя степень отчаяния заставляет его снова рискнуть и сунуть свой нос на крышу. Он старается быть очень осторожным, чтобы никого не встретить и если что – тут же скорее убежать. Но несколько вечеров подряд Гоцзиню везёт и он не сталкивается ни с кем; это придаёт ему уверенности. Он снова начинает чувствовать себя в безопасности, и бдительность его ослабевает.
Тогда-то Тэхи и подлавливает Гоцзиня, не оставляя никаких путей к отступлению – приходит, когда он уже расслаблен и умиротворён, расстилает рядом свой плед и ставит между ними бутылку виски и два стакана.
- Ну и сложно же тебя поймать, - говорит он, скрещивая ноги и добродушно косясь на напрягшегося и дёрнувшегося было бежать китайца. Тяжёлая рука, опустившаяся на его плечо, не позволила этому случиться.
- Ты следил что ли? – нервно спрашивает Гоцзинь, и Тэхи повергает его в шок, просто кивая и пожимая плечами:
- Не отлипал от глазка весь вечер.
Гоцзинь смотрит. Очень долго и внимательно, наверняка с просто непередаваемо тупым выражением на лице. Тэхи пытается не смеяться, но ломается секунд через пятнадцать – невероятно, что он поверил:
- У меня окна выходят во двор, я заметил, как ты возвращаешься с работы.
Это всё равно странно и неловко просто до ужаса, сидеть рядом с объектом собственных вполне себе эротических фантазий. Гоцзинь чувствует, как мучительно краснеет; на крыше ветрено и довольно прохладно, середина сентября, но щёки просто горят. И ладонь Тэхи, всё ещё лежащая у него на плече, чуть ли не обжигает сквозь одежду.
- Может, откроешь уже секрет, как тебя зовут? – тем временем, Тэхи продолжает с лёгкостью заполнять собой эфир. – Я отвратительно читаю на китайском и так и не понял, что у тебя на табличке написано. То ли Гу…
Нет, ему не хочется слушать, как этот голос будет коверкать его имя, поэтому он поспешно выпаливает:
- Гоцзинь.
Губы Тэхи расползаются в улыбке, когда он внимательным взглядом изучает красного, как помидор, китайца, и послушно повторяет:
- Гоцзинь.
О, да. Пожалуйста, можно ещё? Ну хоть разочек?
Гоцзинь чувствует, что просто умирает, потому что ну как… как человек может быть настолько сногсшибательным, что дух захватывает, голова кругом и разве что слюни не бегут? У него перед глазами снова, как живая, та самая картинка с того самого вечера, когда всё началось.
- Выпьешь со мной за знакомство, Гоцзинь? – Тэхи словно издевается, как-то по-особенному тянет гласные, почти мурлычет, свинчивая крышку с бутылки виски и разливая янтарь по стаканам. У него просто выбора уже нет, кроме как согласиться. – Не нравится мне, что между нами такое отчуждение и странная игра в догонялки.
Они выпивают, и Гоцзинь думает, что если подавится – это будет вина слишком внимательного взгляда напротив. У него такие глаза… странные. Необычные. Гоцзинь понимает, что снова пялится, и поспешно отворачивается.
Тэхи смеётся, рассказывает о том, что работает барменом где-то в Хондэ и переехал сюда немного раньше, чем сам Гоцзинь, может, всего на пару недель. Кататься до работы не ближний свет, конечно, но здесь спокойно. И просто чумовой сосед. Что? Нет, он сказал «вид с крыши», Гоцзиню послышалось. Ещё виски?
Янтарное тепло бежит по венам и проникает во все уголки тела, Тэхи говорит, что у него нет никого, кроме аквариумных рыбок – и те уже достали. Гоцзинь любит кошек и да, он тоже один уже вот… долго.
- Неловко тогда вышло… ну, тогда, - он не отнимает стакана от губ, стараясь скрыть смущение. Ладонь Тэхи у него на шее, подушечка большого пальца поглаживает затылок – и тепло превращается в опаляющий жар. Гоцзинь чувствует, как выступает на лбу испарина.
- И ты решил бегать от меня, как от чумного… Умно, очень, - тот фыркает, и Гоцзинь пытается понять, когда успел так удобно опереться на его плечо. – Особенно когда у тебя на лбу написано: «трахни меня. Сейчас».
Оу, неужели это было настолько очевидно?..
- А я спать не мог ночами, между прочим. Что ты смеёшься? Серьёзно. Я после этого действительно к тебе присмотрелся, и знаешь…
Возможно, во всём просто был виноват алкоголь. Или возбуждение. Или летний вечер ударил в голову, а может, всё наложилось одно на другое, и что-то в мозгу Тэхи тогда громко щёлкнуло, вставая на свои места. Или наоборот катастрофически ломаясь. Восстановлению не подлежит.
- …ты вообще понимаешь, насколько красив?
Гоцзинь смеётся, словно услышал очень удачную шутку – но взгляд Тэхи слишком серьёзен, а его лицо вдруг слишком близко. Жар снова накатывает на Гоцзиня, не успевшего к такому подготовиться.
Просто изгиб его губ, о Боже – он оттягивает воротник толстовки, вдруг слишком сильно впившийся в шею, и жадно припадает к этому рту. Цепляется за плечи и прижимается к горячему, ещё горячее, чем он сам, телу.
Всё повторяется; прямо как в своих снах, Гоцзинь оказывается на месте той девушки – верхом на бёдрах Тэхи, прижатый к нему именно там и именно так, как нужно. О, он восхитительно реагирует, когда Гоцзинь ёрзает и трётся, подзадоривая. Ладони Тэхи ныряют под толстовку, несдержанно гладят беззащитный живот, обхватывают бока (какой же худенький), собирают ткань и задирают едва не до подбородка. Налетевший порыв холодного ветра лижет разгорячённую кожу, и Гоцзиня бросает в дрожь – он отвлекается от тонких, искусанных губ и не может сдержать стон, когда подушечки его пальцев торопливо мажут по соскам.
И жарко, и холодно. Смущение забилось в дальний уголок, мало что после себя оставив и уступив место нарастающему из-за переизбытка одежды раздражению. Гоцзинь наконец-то дорвался.
Целовать его – упоительно, умопомрачительно, и тело само потирается бесстыже, хаотично, хватается за рубашку, рассыпаясь мелкой дрожью и не справляясь с пуговицами. Тэхи ловит его руки, сжимает длинные пальцы, останавливая лихорадочное; толкает носом под челюстью и целует в шею:
- Пойдём вниз.
С шестнадцатого на шестой в лифте, Гоцзиня ноги держат не так уверенно, как хотелось бы, и он наваливается на Тэхи, пытаясь вплавиться в его кожу. Отсчитывает удары сердца и оставшиеся этажи, распуская ремень и расстёгивая ширинку, проскальзывая ладонью в джинсы. Пока любопытные пальцы неторопливо ощупывают и поглаживают его сквозь ткань боксеров, Тэхи сдавленно матерится, выдыхает сквозь зубы и уговаривает себя не вдавить ладонью кнопку экстренной остановки и не нагнуть этого невозможного китайца прямо здесь, между этажами.
Лифт оповещает о прибытии на шестой, Гоцзинь вздрагивает, фактически отдёргивая руку, и, уцепившись пальцами за шлёвку его джинсов, тянет на лестничную площадку. К своей же собственной двери он и оказывается прижатым спиной, пока Тэхи шарит языком у него во рту, а руками – в задних карманах, в поисках ключей от квартиры.
Тэхи слишком уж осторожничает, растягивая его так методично и плавно, но Гоцзинь не торопит – от ощущения одних только пальцев его сносит куда-то в невесомость, да и от презерватива он отказался сам, в весьма витиеватых посылах на все четыре стороны. То, что он трогал в лифте десяток минут назад, хочется чувствовать всем собой.
Тэхи не жалеет крема, Гоцзинь не жалеет его губы и плечи, впиваясь зубами и ногтями. Колени трясутся, руки трясутся; нетерпеливая дрожь поселилась в нём, нельзя быть таким жадным. Третий палец – и из груди Гоцзиня вырывается мучительный стон, он выгибает спину дугой и оставляет на светлой коже длинные красные полосы, расцарапывая её аккуратными ногтями. Тэхи отстраняется. Как бы ему ни хотелось быть понежнее с хрупким, точно фарфор, китайцем, ангельским терпением он всё же никогда не отличался.
Гоцзинь очень худой, с длинными конечностями, совсем беззащитный сейчас – распластанный по кровати и абсолютно голый. Прекрасный до крови из носа. Хочется целовать все эти выступающие косточки, облизывать его всего, с ног до головы, гладить, ласкать, чувствовать каждый миллиметр светлой кожи.
Тэхи в щенячьем восторге от того, что ему дали доступ к этому телу – может хоть со всеми потрохами сожрать. Он гладит ладонями острые коленки, целует впалый живот и ещё шире разводит предоставленные в полное его распоряжение бёдра. Какова концентрация алкоголя в Гоцзине, ему неизвестно, но у самого в голове кристальная ясность.
По крайней мере, до тех пор, пока он не погружается в податливое, старательно подготовленное тело.
Гоцзинь ахает, всхлипывает, жмурится. Больно. Тэхи гладит его щёку, заставив себя замереть, но тот мотает головой, скидывая ладонь. Рваные вздохи – три или четыре, - Гоцзинь сжимает в горсти серебристые волосы, заставляя наклониться, впивается губами в его губы и сам двигает бёдрами навстречу.
- Ебанулся? – ласково спрашивает Тэхи, подхватывая его под колени и закидывая длинные ноги себе на плечи.
- Будешь ещё тормозить – я тебя сам трахну, - хрипло отвечает тот. Неубедительно и совсем не внушительно, но смысл более чем понятен, и он нарочито не торопится, выбирая темп достаточно медленный, чтобы заставить Гоцзиня скрести ногтями по спине и жёсткой простыне, рычать, выгибаться, плаксиво выдыхать так глубоко, о-Боже-да.
Тэхи шепчет дурацкие пошлости и про себя хихикает восторженно, замечая смущение во взгляде Гоцзиня – смущение тогда, когда от него уже давно ничего не должно было остаться. Как можно стесняться человека, который трогает тебя изнутри, роднее и ближе которого в эти моменты просто нет и быть не может?
Кажется, ему стыдно даже тогда, когда он сам, снова оседлав бёдра Тэхи и откинув голову, с наслаждением насаживается на него. Теперь уж можно разогнаться, можно делать так, как нравится, и никто не будет мучить и слишком уж растягивать удовольствие. Ладони Тэхи крепко стискивают его ягодицы, пока Гоцзинь поднимается и с силой опускается, впуская его как можно глубже – волны удовольствия заставляют его продолжать двигаться снова и снова.
От коротких, чувственных, вкусных стонов Гоцзиня, сопровождающих каждый толчок, у Тэхи слюнки текут. И от того, как влажно и невероятно пошло хлюпает смазка, как кожа шлёпает о кожу. Возня, тихий скрип постели, горячие, судорожные выдохи: всё это заполняет его до краёв, вдыхает жизнь, вдохновляет на всякую романтическую херню. Снова хочется целовать его губы.
Тэхи чувствует, что сдерживаться у него сил больше нет, но в ответ на его предупреждение этот невероятный китаец только усмехается и сильнее сжимает в себе, заставляя охнуть и пропустить вдох.
- Я хочу, чтобы ты кончил в меня, - то ли Гоцзинь в самом деле шепчет это, то ли у Тэхи уже слуховые галлюцинации от восторга, но крыша съезжает окончательно. Стискивая его в объятиях, Тэхи садится на кровати – Гоцзинь прижимается к его животу и сдавленно стонет, когда возбуждённый член принимается тереться о рельефный пресс.
Несколько резких толчков – и Тэхи кончает, рыча и кусаясь. Пока они целуются, он гладит Гоцзиня между ног, обхватывает его ладонью и помогает кончить вслед.
Они ещё долго валяются на кровати, не отстраняясь друг от друга – Гоцзинь, удобно устроившись на Тэхи, курит и скидывает пепел в стоящую на полу пепельницу. Тот перебирает красные волосы, и им обоим хорошо и спокойно.
Тэхи совсем не чувствует себя пьяным, а у Гоцзиня немного кружится голова и на лице улыбка совсем идиотская. Ему почему-то всё ещё хочется делать глупости, и он делает, когда увлекает очаровательного соседа за собой в душ и опускается перед ним на колени.
***
С утра Гоцзиню очень неловко. Он хорошо всё помнит, потому что не так уж много выпил, и вовсе не хочет открывать глаза, чтобы никак не выдать своего пробуждения.
Тэхи в его постели, тоже уже не спит и просто смотрит. Не убежал рано утром к себе, не исчез, словно ничего не было – Гоцзинь вспоминает, что вчера просил его остаться.
Боже, ужасно стыдно.
Мягкие горячие губы касаются выступающего позвонка и улыбаются:
- Доброе утро, - шепчет Тэхи.
Гоцзинь снова удушливо краснеет, но решает сегодня же удалить старый номер Ёнсо.
@темы:
охреневшая ворона,
m.pire