С первого взгляда всем было ясно: перед ними Король. Об этом кричало буквально всё, начиная с того, как он смотрел на них, и заканчивая тем, как вдруг расправились его плечи, как кривились губы в ухмылке, напоминавшей больше оскал. Даже в лёгком наклоне его головы сквозило что-то этакое. Ему не было никакой нужды демонстрировать выпавшую карту или объявлять результат вслух.
Со своей невероятной добычей он вернулся, на удивление, в числе первых. Молча вошёл в класс, резко распахнув дверь, взобрался прямо на учительский стол и уселся там, сопровождаемый удивлёнными взглядами притихших одноклассников. Тишина затопила комнату до самого потолка так же, как вода наполняет ванну, и придавила неподъёмным весом. Каждый следующий, переступая порог, невольно попадал в её царство и безраздельное пользование: один за другим, кто-то парами, кто-то тройками, весёлые или грустные, раздосадованные или довольные, злые или подавленные.
Эбису терпеливо дожидался, когда все вернутся с охоты. Его разбирало злое веселье, распирало изнутри невысказанным триумфом. Он изучал их холодным, ничего хорошего не предвещающим взглядом, и все понимали: они обречены. Бывший никто из самой низшей касты, с самого дна иерархии, Эбису не будет знать пощады. К тем, кто обижал его, кто притеснял его, издевался над ним, каждый день превращая его жизнь в ад, не подозревая даже, что однажды расклад может измениться.
Удача капризна и изменчива. Им предстояло прочувствовать это на собственной шкуре.
— Ну Эбису, — первой в себя пришла Муса; собрала всю свою уверенность и натянула на лицо привычную раздражающую ухмылочку. Испуг уже прошёл, оставив после себя лишь лёгкое недовольство тем, как легко она поддалась царящей в классе атмосфере. Чего ей бояться? Ведь она, в отличие от некоторых неудачников, сохранила и положение, и титул. Пусть даже сделано это было руками подхалимок, споро отыскавшим нужную карту за обещание покровительства. — Ты же всё прекрасно понимаешь, правда?
Королева чуть ниже Короля в карточной иерархии, и никто в здравом уме не станет с ней ссориться — в этом она была твёрдо убеждена. Выйдя из круга плотно обступившей её со всех сторон свиты, Муса крадучись, словно кошка, двинулась между рядами.
— Мы ведь просто играли свои роли, — подойдя к нему вплотную и облокотившись о его колени, Муса взглянула новому Королю в глаза. — Никто не хотел тебе зла, это просто игра. Ничего личного. Давай оставим всё это в прошлом и будем дружить.
Её слова не произвели на него ровным счётом никакого впечатления. Эбису не двинулся с места и не изменился в лице, обратив всю свою холодную враждебность, перемешанную со смертельной скукой и чем угодно кроме понимания и прощения, лишь на неё одну. Муса не отводила взгляда, но с каждым мгновением ей становилось всё больше и больше не по себе, до мурашек, бегущих по коже. Умом она прекрасно понимала, что Эбису не опустится до грубого и пошлого рукоприкладства, но каждую секунду инстинктивно сжималась всё больше, будто в ожидании удара. Виной тому было тяжёлое молчание: оно заставляло мысли в её голове кружиться сумасшедшим вихрем, ворошить прошлое, выбирать и отщёлкивать, словно бусины чёток, всё то, что она говорила или делала Эбису с тех пор, как в их жестокой игре ему пришла карта Джокера.
А сказано и сделано было многое, либо лично ей, либо с её лёгкой руки. Достаточно многое, чтобы поиметь с этого проблемы прямо здесь и сейчас, и зря она решила выступить перед всеми, нужно было придушить свою гордость и тихо сидеть на месте. Ну да, у Эбису действительно есть причины злиться и обижаться практически на каждого в этом классе, но чего он хотел? Правила есть правила, все так играют, сам виноват, что не смог урвать себе карту получше. Более везучие-то при чём?
От несправедливости напополам с обидой Мусе очень хотелось топать ногами и мерзко верещать на всю школу, чтобы только знали, как сильно она недовольна тем, что всё пошло не так. Но вместо этого приходилось стоять, облокотившись о колени нового тирана, чувствуя, как постепенно затекают руки и шея, и смотреть ему в глаза, внутренне холодея.
— Дружить, говоришь, — ещё никто никогда не разговаривал с ней так холодно, незаинтересованно и сухо. Целая ледяная пустыня с колючими, пронизывающими ветрами, от всей души хлещущих Мусу по щекам. — Боюсь, эта идея меня не вдохновляет. Пораскинь как следует мозгами о том, что ты можешь предложить взамен — тогда и обсудим. Только учти, что я не Просперо и не куплюсь за пару минетов. Кстати, никто не знает, где он?
Эбису обратился к одноклассникам, ясно дав понять, что их разговор окончен. Муса обернулась для него местом ещё более пустым, чем была до этого. Прошипев пару проклятий и пообещав, что за это он обязательно заплатит, Муса рванулась прочь так быстро, что чуть не сшибла первую парту. Ей вслед донеслась пара приглушённых смешков, но она не успела заметить, кто посмел проявить такое неуважение. Ну ничего, в таких делах всегда можно положиться на зоркие глаза Мари; если этот класс хочет войны, он получит войну.
— Сомневаюсь, что Просперо в ближайшее время вылезет из своей норы, — Юрико одёрнула рукав пиджака и взглянула на наручные часы. Большая перемена уже почти подошла к концу. — Это может оказаться довольно... болезненно для его самолюбия.
— Жаль, — Эбису покачал головой и потянулся к переносице, чтобы поправить очки. — Уж очень хотелось доставить себе удовольствие и взглянуть ему…
Зазвенел звонок, и дверь класса тут же распахнулась. Несколько голов машинально повернулись, среагировав на движение; возможно, кто-то надеялся, что появление учителя избавит их от неловкой атмосферы и даст хоть небольшую передышку. Но надеждам их не суждено было сбыться, потому что на пороге стоял не кто иной, как Томато Просперо собственной персоной. Тотальная невозмутимость и голливудская улыбка, всё как всегда.
— ...в глаза, — невозмутимо закончил Эбису.
— Ну давай, смотри, вот он я, — Просперо картинно раскинул руки в стороны и издевательски вздёрнул бровь. Вот только уголки губ от напряжения заметно подрагивали, выдавая его притворство.
Сколько, интересно, он простоял за дверью, выжидая момент для наиболее эффектного появления?
— Ломаешь комедию? — Эбису фыркнул, стянул очки и аккуратно положил рядом с собой на стол. — Продолжай. Актёрство тебе очень пригодится в новой роли.
Просперо не успел ничего ему возразить: Эбису взвился с места неожиданно, два шага — и вот они уже нос к носу. Он едва сдержался, чтобы не отпрянуть, и едва не обронил свою маску, когда карманы его пиджака стремительно обшарили. Карта обнаружилась в нагрудном, Эбису выхватил её, слегка помяв, и вперился жадным взглядом в картинку.
И расхохотался. Зло, но в то же время счастливо; ухмылка-трещина на пол-лица и взгляд жуткий, полубезумный. У Просперо дёрнулась щека, но сам он будто окаменел и прирос к месту — ни отстраниться, ни шелохнуться. Его с детства учили делать хорошую мину при плохой игре, и уж в этом он не облажается.
— Пора, мой дорогой Просперо, — задыхаясь от резкого, отрывистого, нездорового смеха, Эбису свободной рукой сгрёб отворот его пиджака, заставив немного сгорбиться и против воли посмотреть ему в глаза. — Пора примерять шутовской колпак.
С превеликой осторожностью Эбису положил несчастливого Джокера ему на плечо.
— Теперь мы сыграем по моим правилам.