[Bright Lights, Big City]; Bangtan (BTS)

[viscumalbum]

Автор:  Вёрджил Ференце
Название: Bright Lights, Big City
Фэндом: BTS
Персонажи: Джин/Чонгук (основа), Джин/Тэхён (Ви), Джин/Чимин - проходные. Остальные упоминаниями
Рейтинг: R
Жанр: повседневность, ангст, романтика
Размер: пролог + 10 глав, 27 652 слова
Статус: закончен
Предупреждение: ООС, наркотики, ненормативная лексика
Дисклаймер: выгоды не извлекаю, бла-бла-бла
Размещение: спросите - вам ответят. Не факт, что положительно
Саммари: У большого города свои правила. Каждый играет с ним по-разному, кому-то везёт больше, кому-то меньше. Широко открытыми глазами смотри на всё, что происходит вокруг, даже если от яркого света городских огней будет больно. Наблюдай, запоминай, учись

Оглавление:
Пролог
Глава 1. Right under the sky
Глава 2. Only once
Глава 3. Jaywalker
Глава 4. To be needed
Глава 5. Turn of the wheel
Глава 6. Don't you ever
Глава 7. Point of no return

Глава 8. Make your move

Когда сидишь на пустынном пляже достаточно близко к воде, непременно хочется взять несколько камешков и запустить в воду. Но, как назло, в зоне досягаемости Чонгук ничего нашарить не может вот уже минут пять – только попусту просеивает песок и потягивает пиво из нагревшейся в его ладони алюминиевой банки. Рядом сидит Хосок и довольно жмурится на постепенно заходящее солнце – недолго им осталось сидеть и наслаждаться жизнью, скоро домой; родителям не нравится, когда дети гуляют по темноте, и для Чонгука, почти всегда возвращавшегося с работы глубоко за полночь, это уже немного дикою
- Кажется, я привыкну к этому режиму только тогда, когда надо будет уезжать снова, - Чонгук заваливается назад и вкручивает банку пива в песок, чтобы не упала. Или чтобы чайки не унесли, слишком уж громко они кричат – явно что-то замышляют.
- Не трави душу, о, вкусивший свободы отрок! – от трагичности, проскочившей было в голосе, Хосок решает отказаться, и заканчивает добродушным фырканьем. – Режим ему не угодил… Шестнадцать лет жил и не жужжал.
- Ещё как жужжал, - возражает Чонгук, разглядывая облака и видя в них вереницу мчащихся вдаль лошадей. Некоторые оказываются настолько густыми, что лучи заходящего солнца только едва-едва подсвечивают их золотым и оранжевым. – Просто у меня был интернет, в который можно было сбежать. А сейчас не тянет даже ноутбук открывать.
- Реальная жизнь лечит от зависимости, доказанный факт. Добро пожаловать в мир нормальных людей, не позволяй задротству снова одержать над тобой верх, - голос Хосока очень явственно слева, а справа ничего, только чайки. И прибой на фоне, а вдалеке машины едут. Да уж, Хоуп умеет обнадёжить – на то он и надежда – Кстати, от этого дела ещё влюблённость спасает немного. Ты часом не того, не этого?
Первое желание Чонгука, когда лицо Хосока вдруг нависает над ним улыбающейся громадой (не потому, что толстый, а потому, что слишком близко) – залепить кулаком между глаз. Вместо этого он берёт себя в руки и просто отвешивает плюху по уху, чувствуя, как стремительно и совершенно палевно краснеет. Щёки решают превратиться в две пылающие жаровни, а попытка себя мысленно осадить делает всё только хуже.
Конечно, Хосок прекрасно всё это видит и понимает. Вон как ухмылка у него гиенистая, на лицо не помещается. Сука. Чонгук снова машет рукой, в надежде дотянуться до засранца, но получить по уху ещё раз Хосок не хочет, а потому осторожен, ловок и дьявольски хитёр. Единственное, что остаётся Чонгуку – изображать невозмутимость, даже с напоминающим помидор лицом.
- Значит, того этого. Наш маленький золотой маннэ возмужал и успел закадрить себе прекрасную столичную принцессу, - Хоуп от восторга аж подвывает немного, и вкупе с его шепелявостью это звучит ещё более торжественно и ещё более упорото. А Чонгук совсем некстати вспоминает, что Чимин в шутку часто называет Джина принцессой. – Как быстро растут дети! О, отрок, кто же сия прекрасная дева?
Он на своих курсах мировой литературы опять перечитал рыцарских романов. Танцор и книжный червь в одной флаконе, вечно вместе с запасной парой кроссовок и футболкой таскает в рюкзаке книжки.
- Ты пьяный что ли уже? – морщится досадливо Чонгук. – С двух-то банок?
- Да, захмелел уже изрядно, - подумав, кивает тот. – А ты не уходи от ответа, юный Ромео. Кто твоя Джульетта?
Так и подмывает просто послать Хосока перепроверить аккаунт в инстаграме, где у Чонгука в последнее время только разная еда и Джин. Еда, кстати, частенько Джином и приготовлена. Но вместо этого он напускает таинственности (наверняка выглядя при этом совершенным идиотом):
- Вот если всё будет хорошо… приедешь в Сеул и встретитесь.
- Ну ты блин, слышь! – Хосок тихонько пинает его кроссовок и треплет чёлку – не калечить же ребёнка, честное слово, а то он, неровен час, сломается, если на него дунуть посильнее. – За полгода вы успеете пожениться и напроектировать как минимум одного маленького Чонгука, а то и двух! Я не готов становиться дядей и спасать тебя и твою избранницу от гнева матушки!..
- Какого хрена ты опять несёшь, хён? – он садится и только головой качает, глядя на вдохновлённого своей же задумкой Хосока. Начать с того, что какой он к чертям дядя? Максимум – крёстный отец, но Чонгук никогда не придерживался традиций той веры, в которую был крещён в младенчестве. Вот и давай ему после этого пить, начинаются сразу безвкусные драмы и мексиканские страсти. Или какие там бывают страсти, аргентинские, бразильские?
- На самом деле, я хотел тебе сказать пока ты не уехал, - Хоуп таки нашёл где-то камушек, размахнулся и с силой запулил в море. – Если станут звать в айдолы – не иди, пропадёшь. И я с тобой разговаривать точно перестану.
- Айдол? – Чонгук берёт свою банку и несколькими быстрыми глотками допивает неприятно тёплое пиво. – Окстись. С чего бы кому-то стало нужно меня вербовать?
- Ну. Ты танцуешь, очень неплохо поёшь, читаешь отлично. Уж я-то знаю… А ещё смотри, какой ты симпатичный енотик, так что полный набор, - Хосок зачем-то фотографирует его на телефон и демонстрирует результат с такой гордостью, с какой молодые папаши делятся впечатлениями о том, что их неразумные чада научились ходить на горшок. И вообще, мол, пойман с поличным, вот тебе улика.
- И что общего у меня с енотом, скажи на милость? – обречённо вздыхает Чонгук, понимая, что у хёна просто опять связь с космосом и за полётом его мысли не угнаться никак.
- Нос!
- Он такой же… м-м… мокрый и чёрный?
- Он такой же клёвый.
- А, ну да, конечно, как я сразу не понял.
Вибрация телефона в кармане возвещает звонок от матери с коронным «пора домой», и Чонгук первым поднимается с песка. У него немного кружится голова, но пешая прогулка собьёт лёгкий хмель.
Когда он доберётся до дома, проводив Хосока, станет уже совсем темно. Чонгук задумчиво глядит на алеющий горизонт. Он скучает по никогда не спящему Сеулу и его ярким ночным огням.
***
Юнги пьёт очень крепкий чёрный кофе и сжимает пальцами переносицу. Этот день едва переполз свою середину, но уже загружен и весьма отвратителен – а сколько ещё предстоит сделать. Ким Сокджин, по своей излюбленной привычке опаздывает, но сегодня Юнги это на руку – он всё ещё надеется оклематься и отогнать от себя отвратительно несвоевременно напавшую сонливость.
Джин появляется спустя семь минут после назначенного времени, шумно отодвигает стул, падает на него, жестом отказывается от меню и вынимает из кармана пачку сигарет. Он как будто знает, что разговор будет не из приятных.
- Видок у тебя зловещий, - объясняет он вместо приветствия и закуривает, поближе придвигая пепельницу.
- Он разве не всегда такой? – Юнги ставит чашку на блюдце, но не отпускает ручку.
- Сегодня флюиды особенные.
Ещё какое-то время они сидят молча, Сокджин курит, Юнги пьёт свой кофе. Голова у него уже не болит – присутствие Джина всегда благотворно сказывалось на его самочувствии, потому что эмоции отвампириваются от него сами по себе, без особенных усилий и ухищрений.
- Когда возвращается Чонгук? – спрашивает Юнги, и по лицу Джина понятно, что сей же момент он окончательно убедился – соглашаться на встречу было плохой идеей. Юнги почти его жалеет: Джин никак не может запомнить, что вполне имеет право отказаться и тем самым оградить себя от нежелательных новостей.
- Через три дня. Одиннадцатого, - Сокджин скашивает глаза в поисках официантки – зря ничего не заказал, кроме сигарет руки занять нечем. Шуга кивает самому себе, мысленной галочкой подтверждая истинность названной даты. – Какое тебе дело до…
- Насколько я понимаю, - Юнги не даёт ему договорить. – До этого момента ты считал себя в некотором роде ответственным за Чонгука и его судьбу.
- И дальше собираюсь так считать, - осторожно отвечает Сокджин, ещё не понимая, к чему тот клонит, но уже чувствуя опасность, таящуюся в его словах.
- Вот об этом я и хотел поговорить. Дальше не придётся. Дальше немного подхвачу я, а потом мальчик будет уже сам в состоянии решать.
Юнги спокойно допивает свой кофе и успевает трижды прокрутить пустую чашку на блюдце. Джин даже не вспыхивает, как можно было бы от него ожидать. Он просто сидит и смотрит куда-то мимо, у него в голове явно не выстраиваются схемы, потому что что-то умирает, рушится и не желает складываться обратно. Моментальный приступ паники, Джин дёргается, чтобы затушить окурок в пепельнице, роняет его из пальцев.
- Объясни.
Юнги думает. И ещё трижды прокручивает чашку на блюдце:
- Ты знаешь, не в моих правилах вмешиваться, но на этот раз и я принимаю непосредственное участие, так что… Чонгук ничего тебе не сказал, у него были свои причины. А вот я скажу, чтобы парень не получил потом по шее. Или истерикой по ушам.
Вкратце, но довольно ёмко, Юнги объясняет всё о прослушивании, о его роли в этом деле, о том, что Чонгук весьма успешно справился со всем, с чем ему необходимо было справиться. Документы подписаны, осталось только дождаться его с каникул, поселить в одном из общежитий компании и уладить последние формальности. Отец тоже с интересом ждёт, как пойдут дела – Юнги редко просит его о чём-то, так что Чонгук заработал себе несколько бонусных баллов хотя бы тем, что ради него сын пошёл к отцу на поклон. Вниманием он обделён не будет, и если всё пойдёт хорошо – обоснуется в основном составе труппы. Считай, всё устроено.
- Мальчик талантлив. Не гений, но большой молодец, так что его шансы удержаться на плаву весьма велики. В труппе есть танцоры и послабее – немного поучится, так и вовсе станет очень хорош.
У Джина болят челюсти от того, как сильно он сжал зубы. Останки ещё одной сигареты отправляются в пепельницу, Юнги просит ещё чашку кофе. Есть желание заказать себе вазочку печенья и сгрызть его с особой жестокостью.
- Что от меня требуется, - он заставляет себя выдавить эти слова, потому что именно этого от него ждут, именно за этим его позвали сюда. Шуга не стал бы просто так затевать разговор, если бы у него не было каких-то условий… советов… пожеланий. Сокджин до сих пор не уверен, как это назвать. Просто иногда приходится смириться с тем, что ему виднее – Юнги действительно отличается способностью делать так, чтобы всё разруливалось как можно более хорошо. Правильно. Справедливо, чёрт подери.
- Просто не мешай, - спокойно говорит он, глядя на Сокджина немного виновато. – При всех твоих плюсах, Джин, есть в тебе огромная куча недостатков, которые могут помешать. Поддержи его. Ты ему нужен.
А выглядит всё совсем иначе. По сути, всё решилось у него за спиной, разве так делается? Он ничего не говорит Юнги, только кивает. Есть время подумать, успокоиться. Потому что сейчас Джин очень зол и, где-то глубоко под слоем злости – напуган. В таком состоянии только идти и ломать что-нибудь или кого-нибудь.
- Вот и хорошо. Вот и славно, - Шуга кивает, успокоившись. Странно, что его всё это вообще волнует. Хотя, с другой стороны, и логично тоже – он вложился нервами, временем и важными связями, у него свой интерес.
Подумав немного, собравшись с мыслями и решившись, он добавляет:
- Ты дурак, Сокджин. Я всегда считал тебя дураком и не намерен отказываться от своего мнения. Но понемногу что-то в тебе меняется. Намджун говорит – благодаря этому мальчику, и я склонен ему верить. Это хорошо, Сокджин, хотя мою радость разделят не все. Поэтому постарайся включить голову на сей раз.
- Намджун слишком много болтает, - бурчит Джин себе под нос, и Юнги, впервые за всё время, что они провели здесь, улыбается:
- Ты же знаешь, он болтает много только при мне.
Джин не может преодолеть приступ сильной к нему неприязни. Кто-то у него в голове вопит, что это Шуга забирает у него Чонгука. И по новому кругу начинаются мысленные разговоры с самим собой, уговоры-колыбельные. Юнги раскланивается, оставляет деньги за кофе, хлопает Джина по плечу и уходит.
Славно. Потому что Сокджин не был уверен в том, что сможет долго сдерживать в себе желание втопить ему ладонью по носу и услышать умиротворяющий хруст хряща.
***
Чонгук малодушно радуется тому, что Джин не смог приехать его встретить. Радуется тому, что хватило ума отказаться от любого другого сопровождения – ни Намджуна, ни Тэхёна, ни Чимина, ни одноклассников видеть не хочется сейчас, и он с небывалой остротой осознаёт это, стоя посреди многолюдной пёстрой толпы приехавших-встречающих. Рюкзак оттягивает плечи и это немного неудобно, но можно ухватиться за лямки и отправиться восвояси, доверившись ногам. Пусть себе несут, а всем переживающим он отзвонится позже.
Самое главное, что есть у него сейчас – это время. Время морально подготовиться к разговору, который непременно должен состояться этим вечером, время проветриться, привести мысли в порядок после утомительного путешествия. Время прийти в пустую квартиру, собрать аккуратно вещи – их там не очень много, он старался сильно не обживаться на временном месте – хотя иногда казалось, что так будет уже всегда. Время подобрать слова.
Кроме времени, на самом деле, ничего и не нужно. Но у него были две недели, чтобы выполнить почти все пункты из этого плана уже миллион раз, а в голове как было пусто – так до сих пор и есть, разве что перекати-поля не катаются, как в вестернах.
Чувство ужасное, как будто предаёшь дорогого тебе человека. Хотя, по сути, что происходит? Он просто наконец-то начинает жить совсем самостоятельно, в пределах часа езды на общественном транспорте от полюбившейся ему квартиры в Каннаме. Он просто делает шаг к исполнению своей мечты, получает такую возможность, от которой отказаться было бы просто грешно. Почему же тогда так болит мозг и душу разрывает в клочки?
Чонгук идёт по мосту. Он любит мосты, любит сеульские ветра – пусть они совсем другие, в них нет привычной соли и бескрайнего простора, пусть в них много такого, что может окончательно и бесповоротно запутать и сбить с пути. Чонгук верит, что сможет справиться со всем, что бы ни произошло, потому что Вселенная определённо на его стороне.
Почти не глядя, он набирает СМС Сокджину, что уже в городе и скоро будет дома. Тот может заниматься своими делами и никуда не спешить, всё в порядке. Интересно, конечно, что там стряслось такое, потребовавшее его личного присутствия. Чонгук, ради разнообразия, пытается представить – и понимает, как мало он знает и понимает.

Первый раз он оказался в этой квартире почти ровно полгода назад. Довольно большой срок, если задуматься, но по ощущениям – все эти месяцы пролетели как одно мгновение. Здесь почти ничего не изменилось – чуть более не прибрано, чуть более ярко от того, что летние солнечные лучи проникают в помещение и окрашивают белое в золото. Почти неощутимо пахнет чужим парфюмом, и Чонгук усмехается тихонько себе под нос – либо хён сменил одеколон, либо кто-то опять был в гостях. В то время, когда простым гостям оставаться уже неприлично.
Чонгук снимает кроссовки, ставит их на свободную полочку и идёт в свою комнату. Сбрасывает рюкзак возле кровати – у него на плече осталось несколько кровоподтёков от того, что он неудачно накинул лямки.
Музыкальные диски, несколько плакатов на стенах, пара рамок с фотографиями. Коробки со старыми кроссовками под кроватью. Парочка сумасшедших, но совершенно очаровательных плюшевых зверей – подарок от хёна, когда на них обоих нашло какое-то затмение в одном из отделов с игрушками. Как они там вообще оказались, для начала.... Какие-то книги, но это не его, это можно оставить здесь и не тащить за собой. Бытовые мелочи… О, этот смешной будильник тоже. Может, выдворить его в комнату хёна? А что, ему нужны будильники, чем больше – тем лучше, чтобы наверняка. Звуковая атака со всех сторон.
Чонгук хихикает про себя и удивляется, как же много, на самом деле, здесь того, что принадлежит ему. Что указывает на его существование вот в этом самом месте. В шкафу ещё сложены и развешаны его вещи, которые нужно упаковать в спортивную сумку, специально по этому случаю приобретённую и спрятанную под кроватью, рядом с обувными коробками. Он укладывается носом в бежевый ковёр, чтобы немного отдохнуть и отправиться по делам, которые непременно нужно решить в самое ближайшее время. Если получится – до сегодняшнего вечера.
Есть глупое желание принести в дом котёнка. Маленького такого, чёрного с белыми пятнами – а может, белого с чёрными. Чтобы любопытно совался во все углы, жалостливо пищал, возился – издавал хоть какие-нибудь звуки, делающие эту квартиру хоть немного живой, когда в доме больше никого нет. А ещё чтобы гадил хёну в дорогую обувь, которую тот периодически забывает убирать.
Он даже начинает всерьёз раздумывать о том, где бы взять котёнка. Это ведь не должно быть сложно. А назвать его можно именем какого-нибудь интересного персонажа из выбранной наугад книги.

- Хён, - Чонгук дует на свой чай в красивой зелёной чашке и задумчиво смотрит на спину Сокджина, возящегося у плиты с чем-то очень аппетитно пахнущим и скворчащим в сковородке. Хён добродушно хмыкает, показывая, что внимательно слушает. – Я завтра переезжаю.
Нет, он совсем не придумал, как смягчить новость. Просто ничего так и не пришло в голову. Джин не отвечает, только напрягается спина. Он даже не шевелится, и в какой-то момент Чонгуку приходится перехватить управление сковородкой, чтобы мясо не пригорело.
- Хён?.. – Чонгук осторожно тыкает его носом в плечо, и Джин криво улыбается.
- Однако, это было сильно, - только и говорит он. – Бери тарелки, садись. Сейчас я буду тебя пытать, чтобы ты выдал стратегическую информацию.

Он отреагировал слишком хорошо. Так хорошо, что даже немного больно – как будто ему всё равно. Но Чонгук только рассерженно шипит на самого себя. Больше похоже на то, что хёна просто предупредили, и вот интересно, кто это сделал. Не похоже на Шугу, но Намджун буквально клялся, что не станет вмешиваться во все эти дела. Ему, мол, не хочется иметь дел с разгневанным Сокджином. Тот когда-то занимался хапкидо и может, если захочет, сделать очень больно небольшими усилиями.
Джин спит в его кровати, и Чонгук прижимается спиной к стене, чтобы не касаться его обнажённого плеча. К нему сон не идёт, и он немного завидует хён в этот момент, потому что тот может просто отключиться и перестать волноваться, перестать думать миллион мыслей одновременно, перестать разрываться, перестать болеть каждой клеточкой своего тела.
Чонгуку совсем плохо.
- Всегда хотел стать достойным тебя, - кажется ему, или он действительно пытается растолковать это подушке хёна, едва-едва шевеля губами. Придвигается немного, непроизвольно. – Твоего положения мне никогда не добиться, но я могу хотя бы стараться делать то, что мне дано, так хорошо, как позволяют мне силы.
Говорить в темноте намного проще. Говорить, когда твой собеседник спит и не слышит тебя – проще вдвойне. Слова сами идут, не стопорятся нигде, не запинаются о взгляд, о ту или иную произвольную или непроизвольную реакцию.
- Правда, для этого придётся немного побыть порознь. Соседний район это ведь не Чиндо, а трагедия у меня в голове такая, как будто… Даже не знаю, с чем сравнить.
Он усмехается сам себе. Утыкается лбом в его плечо буквально на несколько мгновений, тихонько подбирается совсем близко. Джин всё время спит в одном белье, Чонгук старается об этом не думать – не думать о том, какая у него тёплая и гладкая кожа, почти шёлковая под пальцами.
- Беда. Что-то со мной совсем не то, - это он выдыхает уже почти совсем беззвучно, задерживает дыхание. Его пробирает дрожь, когда он легонько прижимается губами к уголку его рта.
Осознание, что Сокджин вовсе и не спит – совсем как в глупых сериалах, - приходит тогда, когда его ладонь ложится на макушку Чонгука. Он очень пугается и не может даже пошевелиться, а Джин немного поворачивает голову и целует его уже сам. Ненавязчиво удерживая на месте, хотя можно было обойтись и без этого – Чонгука разбил временный паралич тела и мысли.
- Тш-ш. Не бойся.
Чувствовать губами чужую улыбку – очень странно. Чувствовать, как с каждым прикосновением нежность окутывает плотным облаком – ещё страннее, что-то новое и совсем не понятное. В какой-то момент он начинает отвечать, и это получается само по себе.
Тепло.
Хён отстраняется от Чонгука раньше, чем он успевает начать хотеть чего-то большего. Целует в лоб, как миллион раз до этого:
- Я тебя тоже, знаешь.
Этой ночью Чонгук засыпает, обвив обеими руками его руку и отказываясь отпускать.

Утром Чонгуку приходится изрядно потрудиться, чтобы выбраться из своего угла, не разбудив Сокджина. Выкрутившись из в очередной раз сбившейся простыни, он улиточкой сползает вниз, перебирается через его ноги и соскальзывает на пол. Слишком рано, чтобы Джин хотя бы начал воспринимать раздражители извне, можно было так не осторожничать – но Чонгуку кажется, что он переживёт, если уходить придётся под пристальным надзором хёна.
Ему так хочется скорее сбежать, что он решает оставить часть вещей здесь и вернуться как-нибудь потом. В более удачное время, желательно, когда Джина не будет дома. Ключи-то всё равно остаются у него, он побоялся спросить, нужно ли их вернуть, а хён не поднял этот вопрос. Так что всё в силе.
Чонгук очень тихо переодевается во что-нибудь более-менее презентабельное, проверяет заметки в телефоне, где записан адрес и маршрут. Закрывая за собой дверь, он беспокоится только об одном – как Джин будет справляться с кошмарами, когда они снова придут?