[Bright Lights, Big City]; Bangtan (BTS)

[viscumalbum]

Автор:  Вёрджил Ференце
Название: Bright Lights, Big City
Фэндом: BTS
Персонажи: Джин/Чонгук (основа), Джин/Тэхён (Ви), Джин/Чимин - проходные. Остальные упоминаниями
Рейтинг: R
Жанр: повседневность, ангст, романтика
Размер: пролог + 10 глав, 27 652 слова
Статус: закончен
Предупреждение: ООС, наркотики, ненормативная лексика
Дисклаймер: выгоды не извлекаю, бла-бла-бла
Размещение: спросите - вам ответят. Не факт, что положительно
Саммари: У большого города свои правила. Каждый играет с ним по-разному, кому-то везёт больше, кому-то меньше. Широко открытыми глазами смотри на всё, что происходит вокруг, даже если от яркого света городских огней будет больно. Наблюдай, запоминай, учись

Оглавление:
Пролог
Глава 1. Right under the sky
Глава 2. Only once
Глава 3. Jaywalker
Глава 4. To be needed
Глава 5. Turn of the wheel
Глава 6. Don't you ever
Глава 7. Point of no return
Глава 8. Make your move

Глава 9. Parted ways

- Джин, помоги мне.
Голос Тэхёна в телефонной трубке – хриплый и беспомощный. Тэхён звонит редко, всё больше приходит без предупреждения или появляется там, где будет его обожаемый хён, чтобы почти наверняка с ним пересечься. Только когда ему неловко смотреть в глаза при разговоре он прибегает к подобным уловкам.
Даже в полусне Сокджин понимает, о чём именно сейчас пойдёт речь; вариантов-то, по сути, не много.
- Что от меня требуется? – сам он едва в состоянии открыть глаза и оторвать голову от подушки. Ему только недавно удалось уснуть после насыщенного дня, и царство Морфея не желает выпускать своего пленника. Приходится буквально выдираться из него.
- Мать ограничила финансы, а цены подскочили, - он говорит слишком торопливо, нервно, проглатывая окончания слов. Очень чётко перед закрытыми глазами Джина предстаёт картинка, как Тэхён беспокойно обдирает заусенцы на пальцах. Никогда не может оставить в покое собственные руки. - Мне не хватает. Одолжи немного, я верну, обязательно. Обещаю.
Опять это его адское зелье. Свяжешься с наркотиками – не оберёшься скандалов и криков, может и вовсе дойти до рукоприкладства. Он прекрасно помнит, как отец пытался выбить из него эту дурь кулаками. Первый и единственный раз, когда он поднял руку на сына.
Сокджин старается обходить наркотики стороной. И сотню, наверное, раз предупреждал Тэхёна, что с этим к нему лучше не соваться. Только тот всё равно делает по-своему, всё равно каждый раз попадает в какие-то передряги – и кто должен решать? Конечно, хён.
Он всё ещё может сказать «нет».
Джин молча кладёт трубку, поворачивается на другой бок и зарывается лицом в подушку.

Заставить чувство вины замолчать не получается, как бы Джин ни старался. Ведь он знал, что Тэхён не в состоянии самостоятельно решать серьёзные проблемы, если ему вдруг доводится с ними столкнуться. Несколько лет жизни во лжи так и не научили его ничему толковому, потому что рядом всегда был кто-то, на кого можно опереться.
В этот раз Сокджин проебался. По всем пунктам. И осознание этого заставляет его прятать руки в карманы куртки, чтобы не было видно, как они трясутся.
О том, что Тэхён в больнице, он узнал от Намджуна. Подумать только. Эти двое не то, чтобы общались друг с другом – скорее, волей случая оказались в ближайшем окружении Джина, как два спутника одной планеты, вот и пересекались периодически. Перекидывались парой фраз, может изредка выпивали вместе, обсуждали что-нибудь из музыкальных новинок. Не более того.
Джина мутит от осознания того, какое же он дерьмо.
- Я Вас всё равно к нему не пущу, - протестует медсестра в приёмном отделении, глядя на него поверх очков. – Во-первых, уже слишком поздно, во-вторых, пациент без сознания.
- Сколько?
- Прошу прощения? – в вежливом недоумении её брови выгибаются идеальной дугой.
- Сколько заплатить? – Сокджин опирается локтями о регистрационную стойку, устало понурив голову и втянув её в плечи. – Мне нужно его увидеть.
Он и сам не знает, какой в этом смысл. Просто необходимо быть там, внутри той палаты, куда его положили – видеть его лицо, слышать, что пульс бьётся, что он живой, дышит и будет в порядке. Бледный, бледнее обычного, измотанный и сломленный – визуальное подтверждение гложущего Сокджина чувства вины. Собственная маленькая казнь. Может быть, весь яд, что сейчас внутри, наконец выйдет из него?
Джин знал, что однажды это произойдёт. Это просто неизбежно должно было случиться – и хорошо, что кто-то догадался вызвать «скорую», когда Тэхён свалился с передозировкой. Хорошо, что он сразу оказался в руках тех, кто смог ему помочь, откачать, вернуть обратно. Многие оказываются куда менее счастливыми, когда такое происходит.
- Там сейчас госпожа Пак, она отдала распоряжение никого не пускать, - медсестра вздыхает с неприкрытым сочувствием и принимается вертеть в пальцах ручку. – Не переживайте, врачи говорят, случай не очень тяжёлый. Завтра он помаленьку начнёт приходить в себя.
Ах. Многоуважаемая матушка. Джин криво усмехается и ещё ниже роняет голову – сейчас ему к Тэхёну путь точно заказан, если он не хочет пересечься с этой стервой. А он действительно не хочет, и только сейчас осознаёт, что малого привезли в подконтрольную ей больницу. Конечно, куда же ещё.
Он так устал.
Попросив у медсестры ручку и листок бумаги, Сокджин быстро и не очень аккуратно записывает свой номер телефона, имя:
- Позвоните мне, когда эта сте… госпожа Пак уйдёт, - просит он. – Когда можно будет его увидеть. Вопрос жизни и смерти, знаете ли. А я в долгу не останусь.
Пусть понимает это, как хочет. Если она пустит его в палату Тэхёна в обход его матушки – он действительно сумеет отблагодарить.

- Мама будет очень недовольна, когда увидит тебя здесь.
Через пару дней Тэхён начинает улыбаться своей огромной и всегда немного грустной улыбкой, потому что уголки его губ не желают подниматься вверх. Сокджин отмечает про себя это его «когда» и внутренне соглашается. От госпожи Пак Тэхи на её территории уберечься не получится никак, особенно когда дело касается её единственного сына, и это только вопрос времени, когда Джину снова придётся стоять перед ней и, напустив на себя всю возможную наглость, смотреть в глаза.
Это слишком энергозатратно, но он только улыбается Тэхёну в ответ:
- Мне было абсолютно пох даже тогда, когда твоя мать застала нас после секса – хорошо, хоть не во время… В общем, к её недовольству я привык и вполне способен его пережить.
Сокджин таскает ему апельсины. Ярко-рыжие, круглые, совсем почти гладкие наощупь. Только и занимается здесь тем, что их чистит, брызгая во все стороны едким соком. Потом подолгу не получается вычистить из-под ногтей желтизну. Тэхён жалуется, что апельсины скоро у него из ушей уже полезут, но явно доволен. Он понемногу оживает и даже посмеивается иногда.
Он всё ещё очень слаб. И, по-хорошему, лучше бы ему оставаться таким подольше.
- Она отправляет меня в клинику. В Пусан. Стану здоровым человеком, без зависимости.
Вот по этой самой причине.
- Говорит, лишь бы подальше отсюда. Удивительно, как она не додумалась до Чеджу – хотя туда её лапы вряд ли дотянутся.
Эгоистичное желание, чтобы он оставался здесь как можно дольше, сидит в Сокджине так крепко, что его не вытравить даже доводами рассудка. Ведь Тэхёну так действительно будет лучше, он перестанет травить себя. И репутации стервы тоже больше ничто не будет угрожать – интересно, а какова легенда, из-за чего её сын угодил в больницу? Судя по тому, что газетчики не подняли шум, им либо неплохо заплатили, либо просто хорошо замели следы.
Джин каждый раз держит его за руки и долго прощается, опасаясь больше не увидеть.
Тэхён каждый раз боится и плачет после его ухода.
***
Телефон – злейший враг Сокджина. Kakaotalk, СМС, всевозможные социальные сети: от всего этого его уже начинает периодически подташнивать, и он учится игнорировать всплывающие в верхней части экрана уведомления. Он только в игры играет теперь, сверяя время по найденным в старых вещах наручным часам и мастерски пропуская звонки.
Десяток пропущенных от отцовского секретаря нисколько его не беспокоит до тех пор, пока терпение той стороны не заканчивается. С той же бесцеремонностью, с какой Сокджин старательно не желал иметь с ним дел, отец вторгается в его личное пространство, на его территорию, оставляя в душе поганейший осадок. Джин знает, что было бы намного хуже, явись отец лично – но в то же время он ужасно злится, что старик не посчитал нужным увидеться с ним, а просто прислал секретаря с приглашением на очередной приём.
Сокджин готов порвать это приглашение в мелкие клочки, но секретарь отца (он опять забыл имя) предупредил, что лучше ему прийти.
- Я не идиот, спасибо, - цедит он сквозь зубы и выставляет ни в чём не повинного человека за дверь. Искушение не прийти очень велико, но отец этого так не оставит, поэтому придётся стиснуть зубы и влезть в ненавистный костюм. Заодно вспомнит, как завязывается галстук.
«Как насчёт пойти прогуляться в этот четверг? У меня свободный вечер. В смысле, свободный совсем, без всяких отговорок», - Сокджин перечитывает сообщение от Чонгука восьмой раз. Вселенская несправедливость периодически заставляет его разочаровываться в этой жизни. Малой занят почти постоянно, учёба и стажировка выматывают, вытягивают из него все соки – так, что силы остаются только на поесть и рухнуть спать. И именно в его выходной Джину нужно обязательно быть занятым одним из самых ненавистных дел на свете.
Дерьмо. С тех пор, как Чонгук переехал, они почти перестали общаться. Переписываться в Сети как раньше Сокджину что-то мешает, телефонные разговоры по вечерам обычно очень короткие – часто Чонгук просто засыпает где-то посередине, едва его голова коснётся подушки. С тем, чтобы встретиться, тоже беда. Даже день рождения Чонгука не отметили, а он потом признался, что и вовсе забыл об этом.
От тоски Джин взялся за ум и учебники, стал заглядывать в университет намного чаще, чем раньше. С одногруппниками, правда, так и не смог себя заставить познакомиться.
Он скучает. Скучает так сильно, купил себе большого плюшевого медведя и засыпает теперь исключительно в обнимку с ним. Кажется, впадает в детство.

Даже несмотря на то, что Джин не стал затягивать галстук слишком сильно, эта удавка душит его. Дискомфорт заставляет постоянно поправлять воротничок рубашки, то и дело вскидывать руки к тёмной полоске шёлковой ткани на шее, одёргивать пиджак. Он не может и нескольких секунд простоять на месте спокойно, его всё раздражает – начиная с людей, заканчивая местом.
В особняке семьи Пак Сокджин ориентируется порой лучше, чем некоторые его обитатели: очень много времени он проводил здесь когда-то, составляя компанию Чимину. Хорошо, что пока они не встретились в этой толпе богатых и знаменитых – Сокджин, мелкими глотками потягивая шампанское из высокого бокала, выискивает его глазами и не видит. Возможно, господин Пак позволил сыну на сей раз не присутствовать?
Сокджин ненавидит эти сборища. Ненавидит людей, обсуждающих сейчас деловые вопросы, сбившихся в небольшие компании возле фуршетных столиков. Ненавидит их сыновей и дочек, пригнанных сюда, как скот. Их тоже обсуждают, как товар на рынке – высчитывают, как выгоднее продать.
Многих из них Джин знает даже лучше, чем ему хотелось бы. Со скучающим видом рассматривает маски, которые они напяливают на себя – хотя, казалось бы, перед кем выставляться? За этими ухоженными лицами скрываются шлюхи, извращенцы, наркоманы, моральные уроды. Вседозволенность не очень хорошо влияет на людей, это Джин знает по себе. И не имеет права их винить, потому что сам стоит в одном ряду с ними.
Но как же хочется вот так, с плеча, высказать им всем. Не дай Бог эта сучка Хянджу, так активно строящая ему глазки весь вечер, решит приблизиться на расстояние вытянутой руки – он оттаскает её за крашеные волосы, не постесняется. Ему любезностей с близнецами Квон, усугублённых кристальной трезвостью организма, хватило за глаза.
Шампанское слишком сильно дало в голову. Чувствуя на себе предупреждающий взгляд отцовского секретаря из противоположного конца зала, он забивает болт на всех этих добропорядочных граждан и идёт на второй этаж. Кто-нибудь уже наверняка закрылся в одной из гостевых спален, Сокджин и сам когда-то развлекался подобным образом, но сейчас ему просто хочется побыть одному.
Дальний балкон. Самое то.
Ночь сегодня хороша: не слишком холодно, удивительно ясно для дождливого октября, и воздухом дышится слишком легко и сладко. Провести бы это время на улице в очередной бесплодной погоне за цветными ветрами, нацеплявшими на себя городскую пыль и отблески неоновых вывесок. Джин очень хорошо представляет себе эту картинку, и, будь он художником, обязательно нарисовал бы картину. Будь он поэтом, сочинил бы поэму.
Он не то и не другое, к сожалению.
Сокджин стягивает с шеи окончательно надоевший ему галстук, вдыхает полной грудью и наконец устремляет взгляд вниз, на полутёмный сад. Отсюда ему видно лишь ту часть, где, за пышной зеленью, спряталась небольшая беседка. К досаде своей, он обнаруживает, что укромный уголок занят.
А вот и Чимин. Улыбается так, как будто выиграл главный приз в лотерею, и не спускает глаз с Джина. Тот устало взмахивает рукой в знак приветствия, и Чимин легко перемахивает через перила беседки – приземляется не очень ровно, пошатывается, но всё же удерживается на ногах. Кажется, пьян.
Значит, сейчас точно придёт сюда. Джин задумчиво наматывает галстук на ладонь – мысли в слегка затуманенной алкоголем голове ворочаются медленно, и он не может решить, стоит ли ему воспользоваться имеющимся в запасе небольшим количеством времени, чтобы скорее скрыться отсюда и найти другое убежище. Так, за муками выбора, он и упускает свой шанс.
- Чтобы Ким Сокджин не нашёл себе развлечение, когда на выбор выставлено столько отборного мяса? – Чимин вешается на него, явно преувеличивая степень собственного недержания в вертикальном положении. – Или мавр уже сделал своё дело, мавр может отдохнуть?
- Отвали. Меня не интересуют все эти придурки внизу, - Джин отталкивает его от себя, и Чимин взбирается на перила чуть в отдалении, скрещивает лодыжки и складывает руки на коленях. Вспомнив о пачке сигарет в кармане пиджака, Джин закуривает. Жить становится немного легче, хотя теперь есть где-то в самом уголке сознания желание кому-нибудь что-нибудь прижечь.
- Придурки внизу тебя могут и не интересовать, но от хорошего секса ты, на моей памяти, редко когда отказывался, - кажется, Чимин не только под алкоголем, но ещё и под травой. Понятно, почему прятался, удивительно только, что один. – Не говори, что послал близнецов.
- Статус-кво изменился, - только и пожимает плечами Сокджин.
Ему не хочется разговаривать – хочется позвонить Чонгуку и просто поговорить. О каких-нибудь глупостях, пусть он и знает, что не умеет нести чепуху только ради того, чтобы забить эфир.
- Это у тебя что, новый способ покорять сердца? – взгляд у Чимина удивлённый, привычно насмешливый и какой-то совсем недобрый. – Строить из себя неприступную крепость и сводить с ума контрастами, потому что всем давно известно, как легко развести тебя на секс?
Ну почему нельзя выбрать какую-нибудь более приятную тему.
- Не хочу никого, - Джину никак не удаётся сделать из сигаретного дыма колечко. Кто-то ему объяснял механизм этого процесса, а он так и не понял. Вот и мучается теперь бездельем, а сбоку недоверчивое:
- Совсем никого?
Он улыбается, подпирает щёку ладонью, наклонившись на широкий каменный парапет:
- Кроме него.
Холодом чиминовых рук шею аж обжигает – стремительным броском переместившись по перилам и чудом не свалившись, он цепляется за единственное незащищённое и крепко сжимает пальцы. Как будто пытается задушить, но Джину ли не знать, что Чимин, как бы ни злился, на такое не способен – и просто пытается удержаться. Джин обнимает его единственно для того, чтобы помочь не рухнуть вниз от неосторожного движения – здесь невысоко, но, повалившись спиной вперёд, можно серьёзно травмироваться, а то и вовсе костей не собрать. Удерживает под лопатками, машинально поглаживая. Настолько не-интимно и спокойно, что Чимин тихо рыкает от недовольства.
- Ты поэтому страдаешь? Потому что Чонгука нет? Всё из-за него? – пухлые губы обиженно изгибаются, и в голосе слышится что-то плаксивое. Сокджин гадает, сколько сейчас в нём дурмана, чтобы просачивалось наружу, меняло черты и выдавало то, что давно ушло в небытие – три года назад, если быть более точным. – Ты его любишь?
Сокджин неопределённо передёргивает плечами, и ладони Чимина тут же соскальзывают с его шеи, цепляются за лацканы пиджака, встряхивают:
- Не смей. После всего, что ты сделал. Со мной. С собой. С нами, - теперь – злость, и Джин вспоминает, как настроение Чимина умеет меняться моментально под действием алкоголя. Как одна эмоция уступает место другой в считанные доли секунды, особенно когда все рамки размываются, как сейчас. У него самого от душной тяжести в голове уже совсем ничего не осталось, и зря весь этот разговор, очень зря.
Просто Сокджин тоскует, и больше не может держать этого в себе – плевать, что другому может быть больно или неприятно, главное излить своё. Как и любому порядочному эгоисту в такой ситуации.
- Не смей любить его, слышишь меня? – ещё немного – и Чимин зубами вцепится ему в щёку. Через такое они когда-то проходили, Чимин часто так делал, если хотел причинить боль. Кусать за лицо, кто ещё может до такого додуматься?
- Вот только твоего мнения не спросил, - отвечает он так спокойно, что даже сам удивляется. И чувствует, как ослабевает собственная хватка, а Чимин в его руках необдуманно начинает заваливаться назад. Пока что это не опасно, но стоит только ещё немного…
Однажды Сокджин видел, как человек падает с длинной лестницы. Его пальцы непроизвольно сжимаются на рубашке Чимина так сильно, что их сводит судорогой, и он дёргает пьяного болвана на себя, заставляя его сползти с перил.
- Брось, Джин, - тот прижимается к нему, обвивает руки вокруг пояса. – Это временное увлечение, как миллионы до этого. Ты же знаешь, оно пройдёт, как только…
- Ты давно стал ясновидящим? Увлёкся гаданием на кофейной гуще? Или составлением гороскопов? – перебивает его Сокджин, недовольно хмурясь. Всё это напоминает ему какой-то глупый спектакль, в котором он поневоле оказался исполнителем главной роли.
Чимин только горячо выдыхает ему в плечо. Джина передёргивает – ему не по себе от того, что циничный, постоянно норовящий задеть его за живое человек всё это время прятал где-то в глубине себя того, кто смертельно обижен на разрыв трёхлетней давности и втайне надеется, что всё это – большой, хорошо спланированный розыгрыш.
Это больно. Несвоевременно. И совершенно бесполезно.
- Эй, поцелуй меня, я соскучился.
Что-то внутри Джина не своим голосом орёт – нельзя. Как бы Чимин ни заглядывал сейчас в глаза, как бы ни тянул за пиджак.
- С какой стати? – нужно покурить. Прямо сейчас. Разжать руки и закурить, ткнуть ему тлеющим кончиком сигареты между глаз, чтобы очнулся, или опалить пламенем зажигалки брови. Выдохнуть в лицо струйку сизого дыма.
- Я хочу.
- А я – нет.
Чимин отталкивает его так яростно, что, потеряв равновесие, Джин делает несколько неуклюжих шагов назад и спиной налетает на стену. Воздух из груди качественно выбивает, и он ждёт ещё одного удара – но Чимин уносится прочь, на прощание бросив в его сторону какое-то страшное проклятие. Джин даже рад, что не расслышал – у этого прабабка была колдуньей, говорят. Мало ли, чего он там может наплести.
Восстанавливая дыхание, он накрывает лицо ладонью. Как же нужно было постараться, чтобы угодить в такую трясину?
Покидая балкон с твёрдым намерением уйти с собрания этого гербария нации, Сокджин достаёт из кармана телефон и пролистывает список контактов. Кажется, пора снова начинать использовать его по назначению.

Чимин не настолько пьян, как может показаться, но и недостаточно трезв, чтобы скрывать свою обиду. Злость кипит в нём, лопается мелкими жгучими пузырьками – состояние, к которому Чимин привык за несколько лет, - подталкивает на поступки, о которых впоследствии он наверняка сильно пожалеет.
Да и плевать. На всё плевать, как же надоел этот Ким Сокджин, сил больше нет. Никаких – даже врезать ему, и то рука не поднимается. Как же он устал.
Всё в Чимине кричит только о том, что счастья этому обмудку не видать.
Стараясь выглядеть как можно более спокойным и положительным, Чимин находит среди гостей господина Кима, отца Джина. Им есть, о чём поговорить.