Я покурю - и вот пожалуйста, дым во все стороны, а страдают невинные ©
Автор: Вёрджил Ференце
Название: Bright Lights, Big City
Фэндом: BTS
Персонажи: Джин/Чонгук (основа), Джин/Тэхён (Ви), Джин/Чимин - проходные. Остальные упоминаниями
Рейтинг: R
Жанр: повседневность, ангст, романтика
Размер: пролог + 10 глав, 27 652 слова
Статус: закончен
Предупреждение: ООС, наркотики, ненормативная лексика
Дисклаймер: выгоды не извлекаю, бла-бла-бла
Размещение: спросите - вам ответят. Не факт, что положительно
Саммари: У большого города свои правила. Каждый играет с ним по-разному, кому-то везёт больше, кому-то меньше. Широко открытыми глазами смотри на всё, что происходит вокруг, даже если от яркого света городских огней будет больно. Наблюдай, запоминай, учись
Оглавление:
Пролог
Глава 1. Right under the sky
Глава 2. Only once
Глава 3. Jaywalker
Глава 4. To be needed
Глава 5. Turn of the wheel
Глава 6. Don't you ever
Глава 7. Point of no return
Тэхён пытается удержать рассыпающуюся реальность, но всё, что он может – из последних сил цепляться за металлические перила сорок третьего лестничного пролёта, выше которого только ветер и никаких осточертевших проводов, в которых утопает город.
По два пролёта на каждый этаж, и ещё один, поменьше – в самом начале, на просторную площадку первого, откуда начался подъём. Тринадцать ступеней в каждой из сорока двух лестниц. Пятьсот сорок пять ступеней обвалились у него за спиной, пока он, чувствуя себя потерявшим домик слизняком, невыносимо медленно карабкался наверх.
читать дальшеНа краю последней, пятьсот сорок шестой, он опасно балансирует, и зубы его выбивают похоронный марш накренившейся вместе с ним реальности. Тэхён никуда не должен исчезнуть, его ладони намертво примёрзли к металлическим перилам – лютая стужа коркой льда сковала его, облачка пара вырываются из болезненно приоткрытого рта на каждом выдохе. Но нет никакой гарантии, что, когда ступенька обратится в прах под его вплавившимися в камень подошвами, руки не выскочат из суставов, так и оставшись примороженными к месту, а сам он провалится на сорок три несуществующих уже пролёта вниз и разобьётся в мелкий хрустальный порошок и неровные осколки.
Они появляются тогда, когда цепляться сил не остаётся совсем – плечи выламывает и выворачивает, под ногами сыпется и почему-то гремит. Истерично взвизгивает лифт, разевает свою ужасную беззубую пасть, и они вываливаются оба, каждый встревоженный чем-то глубинно-своим, но оба мимолётно счастливые. От них пахнет ночью, деревьями и звёздами, которые редко видно за облаками, смогом и ореолом света городских огней – Тэхён ловит оранжевые блики фонарей в металле пряжек и подвесок.
Они держатся за руки – неосознанно, невзначай, но так естественно, словно держались всегда. Тэхён видит в них всё, всё понимает и читает, как открытую книгу: один сдал все экзамены, вчера у него начались каникулы, он свободен, и потому после работы утащил второго гулять по мостам и ловить ветра. А тот и не против, хотя не появлялся там, где должен появиться, уже месяца три. Один безмятежен, как речная вода, в которой второй вымок насквозь и роняет с волос и ресниц тоску и немного безысходности. Но оба, вместе, в совокупности, они остаются счастливыми.
Забывая о своей единственной надежде удержаться, Тэхён с тихим всхлипом тянется к их соединённым рукам, чтобы забрать хотя бы маленький кусочек этого счастья. Ужасается собственным отвратительным пальцам: ногтей почти нет, сгрызены в кровь, дрожат и покрыты агрессивным, мерзким узором из инея и ободранной кожи.
Земля уходит у него из-под ног и вот сейчас ему точно конец – но сыпучее под ногами вдруг неожиданно каменеет, и его коленные чашечки оказываются заполнены битым бутылочным стеклом и осколками костей. От боли Тэхён беззвучно воет и корчится на полу у самого края лестницы – возит по обжигающе холодному полу лбом и носом, подметает светлыми волосами, распахивает плечами, и от каждого прикосновения ему кажется, что кожа лопается и повисает неприглядными лохмотьями.
Речная вода подхватывает его течением и несёт куда-то, а он захлёбывается и кричит бешено, не в силах разглядеть что-либо за зелёно-коричневой мутью песка и ила с синими проблесками неба и привкусом машинного масла, привкусом большого города, ещё пока слишком слабым, но постепенно появляющимся всё сильнее. По мере того, как вымывается из торопливого речного говора виноградно-душное южное.
Только рукам Джина, оплетающим его ветками-лианами, Тэхён может верить. Только его корням, крепко цепляющимся за землю. Только в его выжженной, чёрной, угольной пустоте может спрятаться, прижаться щекой к коре, вдохнуть запах жизни.
- Джин… Джин, Джин, Джин, - и песня, и просьба, и боль, и радость, и молитва, и покаяние. В звучании одного имени всё, в шелесте трескающегося пергамента губ, в каплях раскалённого воска из чёрных провалов глазниц. Он вжимается, прячет лицо, вдыхая и вслушиваясь в то, что бьётся в глубине – и желает только достать губами до этого живого рубинового, опаляющего настолько сильным жаром, что кроме этого огня за семью замками да белого пепла под пустой оболочкой больше ничего не осталось. Но чтобы добраться так глубоко, нужно сначала зубами разгрызть бесчисленные слишком крепкие цепи и засовы.
Тэхён заранее слышит, как ломаются его челюсти.
***
- Я говорил тебе не соваться ко мне с этим дерьмом! Я просил тебя, я предупреждал тебя, но ты всё равно это сделал! – Сокджин орёт, и это первый раз, когда Чонгук слышит его настолько злым. Даже когда в клубе он кричал на Чимина, было совсем не так. Не так грозно, не так страшно, не так отчаянно.
Тэхён в его руках болтается, как тряпичная кукла, и голова его мотается из стороны в сторону, когда хён безжалостно лупит его по щекам. Красные пятна на светлой коже горят сигнальными маяками, и Чонгук буквально виснет у него на руке, умоляя прекратить. Кажется, что Тэхён вот-вот сломается от такого.
А ещё кажется, что он совсем ничего не замечает, только хватается руками за рубашку Сокджина и пытается прильнуть поближе, роняя слёзы из ужасно чёрных глаз. Тот не выдерживает и уталкивает его на свою собственную кровать, из комнаты вылетая чуть ли не со свистом.
Кондиционер приходится выключить. Тэхён свернулся на постели комком пульсирующей боли и обжигающей вены жажды, кутается в свитер и грызёт одеяло. Свитер в Корее в середине июля. Чонгук мысленно в ужасе – ему жарко ходить даже в майке. Выглядывающие из широкого круглого выреза ключицы и иногда, когда он слишком сильно тянет рукава, даже плечи, больше всего похожи на просто обтянутые кожей кости. Чонгук в ужасе вдвойне.
Цвет лица вернувшегося через пару минут Сокджина – нежная зелень и пепельная серость под глазами и под скулами. Он насильно вливает в Тэхёна бесконечно большой стакан воды, пока тот не заплевывает всё покрывало, жалобно булькая. Его трясёт. Тэхёна трясёт тоже, и Чонгук никогда в жизни не видел, чтобы человека от банальной дрожи так подбрасывало на кровати. Джин задирает рукава его свитера и придирчиво изучает – Чонгук не видит, что там открывается ему такого страшного, от чего хён мучительно стонет и отталкивает Тэхёна беспощадно сильно, так, что тот вскрикивает, плюхаясь на матрас.
- Боже, ну зачем. Зачем.
Он отстраняется и старается держаться подальше, даже уходит в другой конец комнаты, хотя Тэхён зовёт и плачет, кусает губы и пальцы, растравливая многочисленные ранки.
- Идиот. Хренов кретин. Имбецил.
Поток ругательств, исторгаемых Сокджином, кажется бесконечным. Он продолжается и продолжается, как конвейерная лента, без конца и без края. Только повторяется изредка.
От бешенства глаза хёна почти совсем светлые. От бешенства и растерянности, потому что он не знает, что делать. Тэхён катается по кровати, заворачиваясь в одеяло, и его плаксиво-болезненные оклики периодически сменяются бессвязными выкриками о каких-то совершенно не понятных вещах.
Чонгук сидит на самом краешке подоконника, не сидит даже, а просто о него опирается. Ему раньше не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, он не имел дела с наркоманской ломкой. И теперь уверен, что больше никогда не захочет видеть человека, которому настолько плохо из-за отсутствия в его организме небольшой дозы какого-то жалкого вещества. И сам никогда, ни при каких условиях… Его подташнивает.
Джин нарезает круги. Останавливается резко, как будто налетел на стену, наклоняется, поднимает с пола выпавший из кармана Тэхёна телефон с треснувшим экраном. Не понять, трещины появились на нём именно после этого падения, или уже были раньше. Действия его отрывистые, какие-то бессистемные и суетливые, Чонгук чувствует тошнотворную волну паники и закрывает глаза, прикладывая ладонь ко рту. Не понять, его это личное или просто общее настроение влияет.
К письменному столу хён бежит. С грохотом выдвигает ящики и перерывает их, выуживает старую, потрёпанную записную книжку и принимается остервенело листать страницы. Сверяется с чем-то в телефоне, хмурится, матерится сквозь зубы, но продолжает искать. Отбрасывает телефон в сторону, словно тот ядовитый, и оседает на стул.
Звонит он с телефона Тэхёна, от которого отлетела крышка. Не здоровается, говорит торопливо и нервно, выскальзывая в гостиную. Чонгук не слушает – его внимание сосредоточено на ломком, фарфорово-бледном парнишке, панически вскрикивающем, когда Сокджин пропадает из поля зрения.
- Помоги мне, - глухо завывает он, зубами выдёргивая из покрывала нитки. – Помоги мне, помоги…
- Оставь его здесь, - Джин возвращается в комнату. – Иди к себе или в гостиную, я запру дверь.
- Куда ты? Я с тобой, - Чонгук вскакивает с места, но усталый взгляд останавливает его. Можно даже не качать головой, но хён всё равно встряхивает волосами:
- Я быстро. Правда, одна нога здесь – другая там.
Чонгуку становится страшно. Он цепляется за плечи Джина, не намереваясь его отпускать, и тот аккуратно увлекает его прочь из комнаты.
- Может, врача? – мозг Чонгука, до этого как будто спавший, вдруг начинает работать с бешеной скоростью. – Хён, правда, давай вызовем ему «Скорую». Они должны хоть как-то помочь. И тебе не нужно будет никуда уходить.
Куда и зачем он может сейчас пойти. Чей номер он искал в записной книжке и в телефоне Тэхёна. Волосы на затылке Чонгука встают дыбом, и ткань хёновой рубашки, слишком сильно стиснутая в кулаках, жалобно трещит.
- Если заплатить им, доктора же не станут ничего спрашивать и никому ничего говорить. Ты ведь знаешь, ну, это сработает.
Джин медленно, один за другим, разжимает его пальцы.
- Нельзя. Всё слишком сложно… Его мать узнает. В любом случае узнает, такие вещи от неё не скрыть, и его упрячут в диспансер на чёртову вечность, потому что… Потому что она заплатит в десять, в двадцать раз больше, чем могу позволить себе я, чтобы это произошло.
Чонгук не знает мать Тэхёна ни лично, ни по слухам, и совсем не имеет представления, что это за женщина. И в голосе Сокджина слишком много боли. Но может… может, так будет лучше?..
- Не лучше. Совсем не лучше.
Он уводит Чонгука в комнату, гладит его по голове, целует в лоб и оставляет одного, заперев дверь своей спальни на ключ.
Чонгук так и не выходит, даже когда Джин возвращается. Когда отпирает спальню и тащит пронзительно, яростно вопящего и отбивающегося Тэхёна на кухню. Человек, который так и норовил оказаться к Сокджину поближе, сейчас готов выцарапать ему глаза – Чонгук только делает громче музыку в наушниках и стискивает зубы.
После Джин снова запирает блаженно улыбающегося Тэхёна в спальне и без сил валится на бежевый ковёр, громко хлопнув дверью маленькой комнаты, которую эти почти пять месяцев оккупирует Чонгук. Младший смотрит на часы – скоро начнёт светать. Он убирает ноутбук на письменный стол, перебираясь по кровати ползком, свешивается вниз и тыкает хёна пальцем в сгорбленную спину:
- Иди сюда.
Джин без лишних слов забирается к нему на кровать и выключает ночник. Хорошо; так Чонгук хотя бы больше не видит заострившиеся черты, круги под глазами и не высчитывает по морщинкам на лице, сколько лет жизни отнял у него этот вечер.
Джин прячет руки у Чонгука под футболкой, и ладони у него холодные. Утыкается носом шею, слишком близко, щекотно – но не от почти незаметного дыхания, а от того, что внутри маленький смерч. Лежать так жарко и не очень удобно, но он даже не шевелится...
- Что ещё я мог сделать… - едва слышно шепчет Сокджин. – Что ещё я мог сделать, когда он лежал, плакал и просил помочь… Что, лишь бы не потерять его?..
… И вроде бы не дышит.
По каким правилам играют эти люди, что ими движет, как их понять? У Чонгука голова кругом идёт от этого. Кажется, он никогда не привыкнет.
Хён засыпает только тогда, когда солнце уже начинает пытаться проникнуть сквозь жалюзи в комнату. Чонгук гладит его по волосам, но сам ещё долго не может сомкнуть глаз.
***
Чонгук не рассказывает Сокджину о звонке Шуги. Ни слова не говорит про их разговор. И о прослушивании умалчивает, на которое уже, кстати, ходил – как в омут с головой бросился. Он не знает, почему, просто так получается. Просто снова добрый человек дал ему шанс – человек, которого он видел всего лишь раз в жизни, с которым перекинулся от силы парой фраз.
За всем этим маячит широкая, как у Чеширского кота, улыбка Намджуна – но и он ничего не рассказывает Джину. Наверное, это плохо.
Чонгук поправляет на плечах лямки своего потрёпанного рюкзака, который не заполнен даже наполовину. Все вещи остались в квартире хёна, он взял с собой только самое необходимое, в основном технику и пару новых кроссовок – должен же он чем-то похвастаться перед Хосоком. В руке – билет на поезд, и хён немного грустный рядом, хотя старается улыбаться.
- Это же просто на пару недель, я съезжу домой и вернусь, - зачем-то снова повторяет он, по инерции продолжая уговаривать Сокджина, тоскующего уже несколько дней. Заранее и как будто впрок.
Летние каникулы. Он обещал родителям, что приедет. Ему столько всего нужно рассказать.
Хён стоит на перроне и ждёт отправления поезда, хотя мог давно уже идти домой. Чонгук прислоняется лбом к прохладному оконному стеклу и смотрит на него. Долго-долго.
«Джин, я прошёл. Они сказали, что по возвращении я могу присоединиться к компании. Стажироваться в их танцевальной труппе, представляешь? Пройдёт немного времени, и я буду выступать на сцене с крутыми айдолами, делать их ещё лучше и ещё идеальнее, - всё это он мысленно пишет пальцем на стекле. – Они дадут мне комнату в одном из общежитий компании, хён».
Чонгук уже согласился. Значит, когда закончатся летние каникулы, он вернётся в квартиру на двадцать первом этаже только для того, чтобы собрать вещи и переехать. В конце концов, почти так и планировалось с самого начала, что он побудет обузой для Джина только временно.
Странно будет не видеть его каждый день.
Хён машет рукой, и Чонгук понимает, что поезд тронулся.
Название: Bright Lights, Big City
Фэндом: BTS
Персонажи: Джин/Чонгук (основа), Джин/Тэхён (Ви), Джин/Чимин - проходные. Остальные упоминаниями
Рейтинг: R
Жанр: повседневность, ангст, романтика
Размер: пролог + 10 глав, 27 652 слова
Статус: закончен
Предупреждение: ООС, наркотики, ненормативная лексика
Дисклаймер: выгоды не извлекаю, бла-бла-бла
Размещение: спросите - вам ответят. Не факт, что положительно
Саммари: У большого города свои правила. Каждый играет с ним по-разному, кому-то везёт больше, кому-то меньше. Широко открытыми глазами смотри на всё, что происходит вокруг, даже если от яркого света городских огней будет больно. Наблюдай, запоминай, учись
Оглавление:
Пролог
Глава 1. Right under the sky
Глава 2. Only once
Глава 3. Jaywalker
Глава 4. To be needed
Глава 5. Turn of the wheel
Глава 6. Don't you ever
Глава 7. Point of no return
Тэхён пытается удержать рассыпающуюся реальность, но всё, что он может – из последних сил цепляться за металлические перила сорок третьего лестничного пролёта, выше которого только ветер и никаких осточертевших проводов, в которых утопает город.
По два пролёта на каждый этаж, и ещё один, поменьше – в самом начале, на просторную площадку первого, откуда начался подъём. Тринадцать ступеней в каждой из сорока двух лестниц. Пятьсот сорок пять ступеней обвалились у него за спиной, пока он, чувствуя себя потерявшим домик слизняком, невыносимо медленно карабкался наверх.
читать дальшеНа краю последней, пятьсот сорок шестой, он опасно балансирует, и зубы его выбивают похоронный марш накренившейся вместе с ним реальности. Тэхён никуда не должен исчезнуть, его ладони намертво примёрзли к металлическим перилам – лютая стужа коркой льда сковала его, облачка пара вырываются из болезненно приоткрытого рта на каждом выдохе. Но нет никакой гарантии, что, когда ступенька обратится в прах под его вплавившимися в камень подошвами, руки не выскочат из суставов, так и оставшись примороженными к месту, а сам он провалится на сорок три несуществующих уже пролёта вниз и разобьётся в мелкий хрустальный порошок и неровные осколки.
Они появляются тогда, когда цепляться сил не остаётся совсем – плечи выламывает и выворачивает, под ногами сыпется и почему-то гремит. Истерично взвизгивает лифт, разевает свою ужасную беззубую пасть, и они вываливаются оба, каждый встревоженный чем-то глубинно-своим, но оба мимолётно счастливые. От них пахнет ночью, деревьями и звёздами, которые редко видно за облаками, смогом и ореолом света городских огней – Тэхён ловит оранжевые блики фонарей в металле пряжек и подвесок.
Они держатся за руки – неосознанно, невзначай, но так естественно, словно держались всегда. Тэхён видит в них всё, всё понимает и читает, как открытую книгу: один сдал все экзамены, вчера у него начались каникулы, он свободен, и потому после работы утащил второго гулять по мостам и ловить ветра. А тот и не против, хотя не появлялся там, где должен появиться, уже месяца три. Один безмятежен, как речная вода, в которой второй вымок насквозь и роняет с волос и ресниц тоску и немного безысходности. Но оба, вместе, в совокупности, они остаются счастливыми.
Забывая о своей единственной надежде удержаться, Тэхён с тихим всхлипом тянется к их соединённым рукам, чтобы забрать хотя бы маленький кусочек этого счастья. Ужасается собственным отвратительным пальцам: ногтей почти нет, сгрызены в кровь, дрожат и покрыты агрессивным, мерзким узором из инея и ободранной кожи.
Земля уходит у него из-под ног и вот сейчас ему точно конец – но сыпучее под ногами вдруг неожиданно каменеет, и его коленные чашечки оказываются заполнены битым бутылочным стеклом и осколками костей. От боли Тэхён беззвучно воет и корчится на полу у самого края лестницы – возит по обжигающе холодному полу лбом и носом, подметает светлыми волосами, распахивает плечами, и от каждого прикосновения ему кажется, что кожа лопается и повисает неприглядными лохмотьями.
Речная вода подхватывает его течением и несёт куда-то, а он захлёбывается и кричит бешено, не в силах разглядеть что-либо за зелёно-коричневой мутью песка и ила с синими проблесками неба и привкусом машинного масла, привкусом большого города, ещё пока слишком слабым, но постепенно появляющимся всё сильнее. По мере того, как вымывается из торопливого речного говора виноградно-душное южное.
Только рукам Джина, оплетающим его ветками-лианами, Тэхён может верить. Только его корням, крепко цепляющимся за землю. Только в его выжженной, чёрной, угольной пустоте может спрятаться, прижаться щекой к коре, вдохнуть запах жизни.
- Джин… Джин, Джин, Джин, - и песня, и просьба, и боль, и радость, и молитва, и покаяние. В звучании одного имени всё, в шелесте трескающегося пергамента губ, в каплях раскалённого воска из чёрных провалов глазниц. Он вжимается, прячет лицо, вдыхая и вслушиваясь в то, что бьётся в глубине – и желает только достать губами до этого живого рубинового, опаляющего настолько сильным жаром, что кроме этого огня за семью замками да белого пепла под пустой оболочкой больше ничего не осталось. Но чтобы добраться так глубоко, нужно сначала зубами разгрызть бесчисленные слишком крепкие цепи и засовы.
Тэхён заранее слышит, как ломаются его челюсти.
***
- Я говорил тебе не соваться ко мне с этим дерьмом! Я просил тебя, я предупреждал тебя, но ты всё равно это сделал! – Сокджин орёт, и это первый раз, когда Чонгук слышит его настолько злым. Даже когда в клубе он кричал на Чимина, было совсем не так. Не так грозно, не так страшно, не так отчаянно.
Тэхён в его руках болтается, как тряпичная кукла, и голова его мотается из стороны в сторону, когда хён безжалостно лупит его по щекам. Красные пятна на светлой коже горят сигнальными маяками, и Чонгук буквально виснет у него на руке, умоляя прекратить. Кажется, что Тэхён вот-вот сломается от такого.
А ещё кажется, что он совсем ничего не замечает, только хватается руками за рубашку Сокджина и пытается прильнуть поближе, роняя слёзы из ужасно чёрных глаз. Тот не выдерживает и уталкивает его на свою собственную кровать, из комнаты вылетая чуть ли не со свистом.
Кондиционер приходится выключить. Тэхён свернулся на постели комком пульсирующей боли и обжигающей вены жажды, кутается в свитер и грызёт одеяло. Свитер в Корее в середине июля. Чонгук мысленно в ужасе – ему жарко ходить даже в майке. Выглядывающие из широкого круглого выреза ключицы и иногда, когда он слишком сильно тянет рукава, даже плечи, больше всего похожи на просто обтянутые кожей кости. Чонгук в ужасе вдвойне.
Цвет лица вернувшегося через пару минут Сокджина – нежная зелень и пепельная серость под глазами и под скулами. Он насильно вливает в Тэхёна бесконечно большой стакан воды, пока тот не заплевывает всё покрывало, жалобно булькая. Его трясёт. Тэхёна трясёт тоже, и Чонгук никогда в жизни не видел, чтобы человека от банальной дрожи так подбрасывало на кровати. Джин задирает рукава его свитера и придирчиво изучает – Чонгук не видит, что там открывается ему такого страшного, от чего хён мучительно стонет и отталкивает Тэхёна беспощадно сильно, так, что тот вскрикивает, плюхаясь на матрас.
- Боже, ну зачем. Зачем.
Он отстраняется и старается держаться подальше, даже уходит в другой конец комнаты, хотя Тэхён зовёт и плачет, кусает губы и пальцы, растравливая многочисленные ранки.
- Идиот. Хренов кретин. Имбецил.
Поток ругательств, исторгаемых Сокджином, кажется бесконечным. Он продолжается и продолжается, как конвейерная лента, без конца и без края. Только повторяется изредка.
От бешенства глаза хёна почти совсем светлые. От бешенства и растерянности, потому что он не знает, что делать. Тэхён катается по кровати, заворачиваясь в одеяло, и его плаксиво-болезненные оклики периодически сменяются бессвязными выкриками о каких-то совершенно не понятных вещах.
Чонгук сидит на самом краешке подоконника, не сидит даже, а просто о него опирается. Ему раньше не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, он не имел дела с наркоманской ломкой. И теперь уверен, что больше никогда не захочет видеть человека, которому настолько плохо из-за отсутствия в его организме небольшой дозы какого-то жалкого вещества. И сам никогда, ни при каких условиях… Его подташнивает.
Джин нарезает круги. Останавливается резко, как будто налетел на стену, наклоняется, поднимает с пола выпавший из кармана Тэхёна телефон с треснувшим экраном. Не понять, трещины появились на нём именно после этого падения, или уже были раньше. Действия его отрывистые, какие-то бессистемные и суетливые, Чонгук чувствует тошнотворную волну паники и закрывает глаза, прикладывая ладонь ко рту. Не понять, его это личное или просто общее настроение влияет.
К письменному столу хён бежит. С грохотом выдвигает ящики и перерывает их, выуживает старую, потрёпанную записную книжку и принимается остервенело листать страницы. Сверяется с чем-то в телефоне, хмурится, матерится сквозь зубы, но продолжает искать. Отбрасывает телефон в сторону, словно тот ядовитый, и оседает на стул.
Звонит он с телефона Тэхёна, от которого отлетела крышка. Не здоровается, говорит торопливо и нервно, выскальзывая в гостиную. Чонгук не слушает – его внимание сосредоточено на ломком, фарфорово-бледном парнишке, панически вскрикивающем, когда Сокджин пропадает из поля зрения.
- Помоги мне, - глухо завывает он, зубами выдёргивая из покрывала нитки. – Помоги мне, помоги…
- Оставь его здесь, - Джин возвращается в комнату. – Иди к себе или в гостиную, я запру дверь.
- Куда ты? Я с тобой, - Чонгук вскакивает с места, но усталый взгляд останавливает его. Можно даже не качать головой, но хён всё равно встряхивает волосами:
- Я быстро. Правда, одна нога здесь – другая там.
Чонгуку становится страшно. Он цепляется за плечи Джина, не намереваясь его отпускать, и тот аккуратно увлекает его прочь из комнаты.
- Может, врача? – мозг Чонгука, до этого как будто спавший, вдруг начинает работать с бешеной скоростью. – Хён, правда, давай вызовем ему «Скорую». Они должны хоть как-то помочь. И тебе не нужно будет никуда уходить.
Куда и зачем он может сейчас пойти. Чей номер он искал в записной книжке и в телефоне Тэхёна. Волосы на затылке Чонгука встают дыбом, и ткань хёновой рубашки, слишком сильно стиснутая в кулаках, жалобно трещит.
- Если заплатить им, доктора же не станут ничего спрашивать и никому ничего говорить. Ты ведь знаешь, ну, это сработает.
Джин медленно, один за другим, разжимает его пальцы.
- Нельзя. Всё слишком сложно… Его мать узнает. В любом случае узнает, такие вещи от неё не скрыть, и его упрячут в диспансер на чёртову вечность, потому что… Потому что она заплатит в десять, в двадцать раз больше, чем могу позволить себе я, чтобы это произошло.
Чонгук не знает мать Тэхёна ни лично, ни по слухам, и совсем не имеет представления, что это за женщина. И в голосе Сокджина слишком много боли. Но может… может, так будет лучше?..
- Не лучше. Совсем не лучше.
Он уводит Чонгука в комнату, гладит его по голове, целует в лоб и оставляет одного, заперев дверь своей спальни на ключ.
Чонгук так и не выходит, даже когда Джин возвращается. Когда отпирает спальню и тащит пронзительно, яростно вопящего и отбивающегося Тэхёна на кухню. Человек, который так и норовил оказаться к Сокджину поближе, сейчас готов выцарапать ему глаза – Чонгук только делает громче музыку в наушниках и стискивает зубы.
После Джин снова запирает блаженно улыбающегося Тэхёна в спальне и без сил валится на бежевый ковёр, громко хлопнув дверью маленькой комнаты, которую эти почти пять месяцев оккупирует Чонгук. Младший смотрит на часы – скоро начнёт светать. Он убирает ноутбук на письменный стол, перебираясь по кровати ползком, свешивается вниз и тыкает хёна пальцем в сгорбленную спину:
- Иди сюда.
Джин без лишних слов забирается к нему на кровать и выключает ночник. Хорошо; так Чонгук хотя бы больше не видит заострившиеся черты, круги под глазами и не высчитывает по морщинкам на лице, сколько лет жизни отнял у него этот вечер.
Джин прячет руки у Чонгука под футболкой, и ладони у него холодные. Утыкается носом шею, слишком близко, щекотно – но не от почти незаметного дыхания, а от того, что внутри маленький смерч. Лежать так жарко и не очень удобно, но он даже не шевелится...
- Что ещё я мог сделать… - едва слышно шепчет Сокджин. – Что ещё я мог сделать, когда он лежал, плакал и просил помочь… Что, лишь бы не потерять его?..
… И вроде бы не дышит.
По каким правилам играют эти люди, что ими движет, как их понять? У Чонгука голова кругом идёт от этого. Кажется, он никогда не привыкнет.
Хён засыпает только тогда, когда солнце уже начинает пытаться проникнуть сквозь жалюзи в комнату. Чонгук гладит его по волосам, но сам ещё долго не может сомкнуть глаз.
***
Чонгук не рассказывает Сокджину о звонке Шуги. Ни слова не говорит про их разговор. И о прослушивании умалчивает, на которое уже, кстати, ходил – как в омут с головой бросился. Он не знает, почему, просто так получается. Просто снова добрый человек дал ему шанс – человек, которого он видел всего лишь раз в жизни, с которым перекинулся от силы парой фраз.
За всем этим маячит широкая, как у Чеширского кота, улыбка Намджуна – но и он ничего не рассказывает Джину. Наверное, это плохо.
Чонгук поправляет на плечах лямки своего потрёпанного рюкзака, который не заполнен даже наполовину. Все вещи остались в квартире хёна, он взял с собой только самое необходимое, в основном технику и пару новых кроссовок – должен же он чем-то похвастаться перед Хосоком. В руке – билет на поезд, и хён немного грустный рядом, хотя старается улыбаться.
- Это же просто на пару недель, я съезжу домой и вернусь, - зачем-то снова повторяет он, по инерции продолжая уговаривать Сокджина, тоскующего уже несколько дней. Заранее и как будто впрок.
Летние каникулы. Он обещал родителям, что приедет. Ему столько всего нужно рассказать.
Хён стоит на перроне и ждёт отправления поезда, хотя мог давно уже идти домой. Чонгук прислоняется лбом к прохладному оконному стеклу и смотрит на него. Долго-долго.
«Джин, я прошёл. Они сказали, что по возвращении я могу присоединиться к компании. Стажироваться в их танцевальной труппе, представляешь? Пройдёт немного времени, и я буду выступать на сцене с крутыми айдолами, делать их ещё лучше и ещё идеальнее, - всё это он мысленно пишет пальцем на стекле. – Они дадут мне комнату в одном из общежитий компании, хён».
Чонгук уже согласился. Значит, когда закончатся летние каникулы, он вернётся в квартиру на двадцать первом этаже только для того, чтобы собрать вещи и переехать. В конце концов, почти так и планировалось с самого начала, что он побудет обузой для Джина только временно.
Странно будет не видеть его каждый день.
Хён машет рукой, и Чонгук понимает, что поезд тронулся.